Геродота. Вдобавок к этому мы должны признать, что различия в диалектах между «Авестой» и «Ведой» делают большое различие относительно места далеко не поразительным, в то время как мифы, как и религии, мигрируют как по закону. Поэтому мы должны хорошенько подумать, прежде чем осмелимся расходиться с теми, кто выбирает Запад как сцену жизни Заратустры.
Но, говоря о надписях, мы должны провести очень осторожное различие. Является ли их богословие богословием Заратустры? Если это так, то это, безусловно, составляет точку в сочетании с описаниями греков в пользу еще более широкого распространения зороастризма на Западе в даты, которые охватывают надписи. Что касается этого спорного вопроса, я бы ответил, что их богословие может быть зороастрийским в том смысле, который еще слишком мало применим к этому термину, ибо это может быть гатический зороастризм или, по крайней мере, поклонение Мазде на стадии развития, соответствующей этап поклонения Мазде, на котором он находился, когда его покинул Заратустра; но то, что это был более поздний и полностью развитый заратустризм, снабженный всеми предписаниями «Вендидада», кажется невозможным. Во-первых, в надписях нет определенного упоминания об Ангра-Майнью или Амеша Спента; и это молчание должно быть учтено в любом случае.
(Некоторое облегчение дает упоминание Драоги, но багахья, вероятно, Митра и Анахита, а не Амеша Спента. Однако, когда мы обращаем внимание на имя Митры, мы должны отметить что, поскольку культ Митры, несомненно, существовал до гатского периода, а в гатский период пришел в упадок, можно сказать, что значительно более поздние надписи представляют поклонение Мазде, существовавшее у предков зороастрийцев в догатический период или даже ведический век. Ангра-Майнью и Амеша также занимают видное место в Гатах)
Делается готовое и справедливое предположение, что документы чрезвычайно ограничены; что многие божества не были бы названы на таком узком месте, в то время как утверждения Геродота и его преемников делают вероятным, что вся система Заратустры была известна в непосредственной близости и должна была быть хорошо знакома лицам, заказавшим вырезать надписи. На это можно было бы сделать необходимое возражение, что знакомство Дария с позднейшим или даже с первоначальным зороастризмом, если он был знаком с ним, делает отсутствие имени Ангра-Майнью, по крайней мере, еще более поразительным. Что может быть более настоятельным призывом к использованию этого имени, чем осуждение противников, чье ниспровержение составляет тему могущественных писаний? Поскольку «милость Аурамазды» упоминается, с другой стороны, естественно ожидать упоминания о «оппозиции» Его главного противника с другой стороны, а также ожидать определенного признания Щедрых Бессмертных. Я думаю, что оба были опущены, потому что их имена сохраняли меньший вес, так как мы не можем предположить, что они были неизвестны или, если
