выгнать бедного Сильвио вон из дома. И только когда мой котик – через меня – дал слово впредь никогда сюда не соваться ни под каким видом, он неохотно разрешил ему остаться.
Пока мисс Трелони отсутствовала, доктор Винчестер снял повязку с руки ее отца. Поскольку рана была тщательно промыта, глубокие ярко-красные порезы на запястье виднелись отчетливо. Доктор сложил листок перпендикулярно царапинам, оставленным на нем кошачьими когтями, и приложил к ране. Секунду спустя он вскинул торжествующий взгляд и знаком подозвал нас.
Царапины на бумаге в точности совпадали с порезами на запястье! Никаких объяснений не требовалось.
– Лучше бы мастер Сильвио не нарушал свое слово! – заметил доктор.
Последовало продолжительное молчание, потом мисс Трелони воскликнула:
– Но Сильвио не было здесь прошлой ночью!
– Вы уверены? И сможете доказать это при необходимости?
– Я уверена, но, боюсь, доказать это будет трудно, – поколебавшись, ответила девушка. – Сильвио спит в корзине в моей комнате. Вчера вечером я точно уложила его туда. Ясно помню, как укрыла его и подоткнула одеяльце. А сегодня утром я сама достала кота из корзины. Ночью я его здесь точно не видела, хотя это, конечно, ни о чем не говорит: ведь я была слишком взволнована и слишком занята моим бедным отцом, чтобы обращать внимание еще на что-нибудь, даже на Сильвио.
Доктор покачал головой и сказал не без некоторой печали:
– Так или иначе, сейчас уже не имеет смысла что-либо доказывать. Любой кот успел бы слизать с лап все следы крови – если таковые были – и за сотую часть времени, которое прошло с момента несчастья.
Вновь наступило молчание, и вновь его нарушила мисс Трелони.
– Я сейчас подумала и поняла: бедный Сильвио никак не мог поранить отца. Моя дверь была плотно закрыта, когда меня разбудил шум. Закрыта была и дверь отцовской комнаты, когда я подошла к ней и прислушалась. Когда же я вошла, рана у него на запястье уже была, а значит, ее нанесли до того, как Сильвио мог проникнуть в комнату.
Довод звучал убедительно, особенно для меня как для адвоката: присяжные сочли бы такое доказательство вполне удовлетворительным. Я обрадовался, что Сильвио оправдан потому, вероятно, что он был любимцем мисс Трелони. Счастливый кот! Хозяйка Сильвио просияла от радости, когда я объявил:
– Признан невиновным!
Помолчав немного, доктор Винчестер сказал:
– Приношу свои извинения мастеру Сильвио. Но мне не дает покоя вопрос: почему он настроен столь враждебно к этой мумии? Вызывают ли у него такое же раздражение другие мумии в доме? Их здесь, надо полагать, немало. Три я видел в холле.
– О, их здесь великое множество, – ответила мисс Трелони. – Порой я просто не понимаю, где нахожусь: в частном доме или в Британском музее. Но Сильвио нет дела ни до одной из них, кроме этой. Должно быть потому, что это мумия животного, а не мужчины
