разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе», ибо, «поставленная вне стремительного движения, которое там (в Европе) уносит умы…, она получила в удел задачу дать в своё время разгадку человеческой загадки»[66]; если правы Леонтьев, Шпенглер и Ильин; если России и в самом деле предназначено быть в окружении «цивилизаций» последней «культурой», способной на базе православия создать «построенную на Евангелии Иоанна третью разновидность христианства» и стать позитивным духовно-нравственным полюсом планеты, то её явление человечеству в качестве оплота комплексного мирохранения есть главный элемент в системе стабилизации процесса глобального развития, объективно ведущего к прекращению существования земного мира. В этой неразумной «гонке к обрыву», говоря уже приведенными словами К. Леонтьева, России дано быть «якорем или тормозом для народов, стремящихся вниз под крутую гору» – разумным тормозом неразумной глобализации.
2. Чему мы обязаны своей непростой историей
Академик В. Ключевский, написавший в 1904 году «Курс русской истории», утверждал, что «Россия и Европа – это смежные всемирно-исторические моменты, две преемственные стадии культурного развития человечества. Усеянная монументами… Западная Европа – обширное кладбище, где под нарядными мраморными памятниками спят великие покойники минувшего; лесная и степная Россия – неопрятная деревенская люлька, в которой беспокойно возится и беспомощно кричит мировое будущее. Европа отживает, Россия только начинает жить, и так как ей придется жить после Европы, то ей надо уметь жить без неё, своим умом, своими началами, грядущими на смену отживающим началам европейской жизни, чтобы озарить мир новым светом. Значит, наша историческая молодость обязывает нас не к подражанию, не к заимствованию плодов чужих культурных усилий, а к самостоятельной работе над принципами собственной исторической жизни, сокрытыми в глубине нашего народного духа и ещё не изношенными человечеством»[67]. Согласитесь, эта мысль очень созвучна оценкам П. Чаадаева, К. Леонтьева, О. Шпенглера, Н. Данилевского и И. Ильина, также указавшим на миссионерскую уникальность российской нации. И факт, что истинность этой мысли признавалась многими действительно великими людьми XIX–XX веков, не позволяет никому отмахнуться от идеи особого предназначения России в мире под предлогом, что это, мол, «беспочвенное экзальтированно-патриотическое самомнение одиночки».
Но почему именно «неопрятная деревенская люлька»? Почему Ключевский не использовал по отношению к России, например, образ «прибранной уютной колыбели»? Думается, потому, что речь идет об особой российской нации, сердцевиной которой выступает «крестьянский» по своей ментальности русский народ с его, по словам Шпенглера, «постоянной тоской по земному простору» (по духовному) и «горькой ненавистью к каменному дряхлому миру» (к материальному). Потому что в этой люльке должно вырасти не изнеженное и болезненное нечто, а здоровое, закаленное и жизнеспособное
