остановились возле массивного здания в районе Ангальтского вокзала.
Пожилой мажордом открыл высокие дубовые двери, украшенные старинной бронзовой инкрустацией.
По мраморной лестнице, устланной бордовой дорожкой, Штерринг и Огуренков поднялись на второй этаж, в готический зал со стрельчатыми потолками, со стенами, украшенными фамильными портретами и рыцарскими доспехами.
Навстречу гостям на инвалидном кресле выехал старик с изможденным бледным лицом, усеянным старческой пигментацией.
– Граф фон Штауффе… – неразборчиво представился он, подавая для рукопожатия левую руку, правая в черной печатке лежала на подлокотнике кресла. Голову графа по вискам охватывала тонкая тесьма, закрывающая черным наглазником левую глазницу.
Гости расположились у столика, накрытого для легкого ланча и освещенного свечами. Хозяин сразу перешел к делу.
– В 1942 году я был с важной миссией в Крыму, – сказал он на чистом русском языке.
– На мой конвой совершили нападение партизаны. В том бою я потерял глаз и правую руку. Перстень с моей утерянной руки был недавно найден в Крыму. Я прошу вас найти в архивах НКВД материалы о нападении на конвой. Оно было спланировано из Москвы. Целью было заполучить содержимое кофра, пристегнутого к моей руке стальной цепочкой. Партизаны разгромили охранение, взяли меня в плен и увели в лес. Когда им стало ясно, что со мной им от погони не уйти, они избавились от меня.
– Каким образом?
Старик ответил просто.
– Они меня застрелили.
ВАСИЛИЙ ЖУКОВ
Прямая речь
Горный Крым. 3 марта 1942 г. 13 часов 04 минуты
Немец тормозил весь отряд. Он неуклюже карабкался по заснеженным кручам, падал, подолгу стоял в изнеможении на четвереньках, а на угрожающие окрики Василия Жукова показывал на чемоданчик – тяжелый! Василий попробовал на вес – чемодан весил не меньше полупуда. «Что в нем такого, может, золото?»
– Отстегивай! – приказал он. – Мы сами понесем.
Немец отрицательно замотал головой, и вдруг на русском языке сказал.
– Я его не отдам!
– Он по-русски разговаривает! – удивился Мохнатов.
– Ах ты, гадина! – Василий ударил немца кулаком в лицо. – Отстегивай чемодан, гнида!
Немец проморгался и непримиримо повторил.
– Найн! Пока я жив, никто это не тронет!
Донесся далекий лай собак, татакание немецких автоматов.
Василий повернул автомат немцу в живот и нажал на курок. Щелкнул металл. Еще раз. Еще. Оберет попятился по снегу, выставил перед собой стальной чемоданчик в качестве щита. Партизан отстегнул магазин. Пусто. Сунул за борт фуфайки разбухшую от мороза, багровую «клешню», вытащил револьвер, навскидку выстрелил немцу в лицо. Голова оберста дернулась, фуражка с высокой тульей слетела за спину, фигура в шинели с меховым воротником повалилась
