ати лет работал на непростом производстве, привык рано вставать. Немногие меняют свои привычки, когда тебе под семьдесят.
Он услышал жалобное мяуканье и пошёл на кухню.
«Что за наваждение? – подумал Сергей Сергеевич. – Ночью снился завод, звучали голоса ребят, с которыми когда-то начинал работать, теперь вот это?»
Кошки на кухне не было, но мяуканье продолжалось.
Он приблизился к окну, на карнизе – никого. Да и как кошка могла там оказаться? Повернулся в недоумении, рассеянно скользя взглядом по стене. И догадался.
Звуки доносились из вентиляционного отверстия, обрамлённого пластиковой узорчатой решёткой.
Хозяин всегда подозрительно относился к этому окошечку. Из него могли заползти в квартиру тараканы. Этих тварей он терпеть не мог. Но закрыть чем-либо отверстие не решался: вентиляция на кухне как-никак нужна. Зимой он заменил решётку, заодно поставил мелкоячеистую синтетическую сеточку, и был этим доволен.
…Жалобное мяуканье продолжалось.
Сергей Сергеевич достал из шкафа в коридоре внушительных размеров отвёртку и, решительно придвинув кухонный табурет к стене, встал на него.
Его приличного роста вполне хватило, чтобы дотянуться и поддеть решётку…
Со второго раза решетка вместе с сеткой повисла на отвертке, потом скользнула к кисти руки.
Едва это случилось, как из отверстия сначала на плечо хозяина квартиры, потом на пол соскочило чумазое существо. И тут же оказалось около входной двери. Кошачьи глаза горели жёлто-зелёным огнём.
Сергей Сергеевич не спеша, добродушно посмеиваясь, прошёл в коридор и открыл дверь.
Кошка шустро выскочила из квартиры.
«Вот ведь! Ни спасибо тебе, ни до свидания», – развёл руками хозяин и направился ставить решётку на место.
Вечером мяуканье повторилось. Теперь оно сопровождалось настойчивым поскрёбыванием когтями.
Хозяин открыл дверь.
У порога сидела всё та же кошка.
С широко открытыми глазами она шагнула через порог и начала «бодаться» головой в ноги Сергея Сергеевича. На её языке это означало благодарность и проявление признаков доверия.
Хозяин не знал кошачьего языка, но кое-что понял.
Он отступил в квартиру, кошка последовала за ним.
– Хотя я и не очень-то люблю кошек, но куда деваться?
Жить тебе, видать, негде? Входи! Но не обольщайся. В любовь с первого взгляда я уже не верю. Всё это со мной было. Теперь я тоже, можно сказать, один.
Он расправил свернувшийся половичок у двери.
– Вот, попробуй здесь обосноваться, потом что-нибудь придумаем. Сейчас колбасу принесу.
С удивлением наблюдая, как кошка не сразу стала есть колбасу, а сначала неторопливо обнюхала её и лишь потом начала кусать, он говорил раздумчиво:
– Ладно, попробуй пожить у меня. Как же ты оказалась сиротой-то?
Кошка чувствовала, что человек ей попался добрый и её не выгонит. Она знала о себе немного. Но, если бы могла говорить…
Хозяева уехали в другой город и оставили её одну. Прибежала домой, но было поздно: машина, гружёная вещами, скрылась за большим домом.
Кошка помнила, как маленькая девочка называла её Лизой. Помнила лёгкую ладошку, когда она гладила её по голове. Потом её уже никто не гладил.
– Как тебя зовут? – спрашивал кошку вечером хозяин. – Глаша, Анфиса, Клара, Мурка, Лиза?
При слове «Лиза» она насторожилась. Это не ускользнуло от Сергея Сергеевича.
Он поспешил:
– Нет, нет, Лизаветы с меня хватит! Так звали мою жёнушку… Может, Муркой назвать? Нет, слишком неново. Давай я буду тебя звать Сима, а? У меня сестру старшую так звали. Доброе имя! Сестра отзывчивая была. Меня любила. Ты, разумеешь, что я говорю? Мне хочется, чтобы ты была доброй.
Кошка, внимательно слушая, сидела рядом.
– Начнём нашу жизнь сначала, – говорил он, шурша большой газетой, – имя в жизни многое значит!
Хозяин знал, что говорил. У него была фамилия Мамин.
Уже в третьем классе его стали звать Мамин-Сибиряк. А потом и вовсе приклеилось прозвище «Серая шейка». Учился в школе, жил с этим несерьёзным утиным именем. Переживал, протестовал, а что толку?
– Ну, что? Симой будем называться? – неестественно весело спросил хозяин. – Новое имя как новая жизнь!
Так и стали жить в одной квартире
