это возбуждало. Она вся подрагивала. Длинные ослепительные ноги мелко вибрировали. Волнение быстро передавалось ему. Он знал, что такие моменты она ждала сама, и помогал ей.
Но сейчас с ней что-то случилось.
– Ты так быстро устала? – спросил он, трогая губами завитушки волос около уха.
– Саша, это же так серьёзно – взрослый сын!
– Ну, какой он взрослый, пацан восьмилетний.
– Ничего себе, – произнесла она, переворачиваясь на живот и пряча лицо в подушку.
Александр потрогал рукой молчаливо притаившуюся голову Руфины и сказал, вставая:
– Не волнуйся, поедем в село, увидишь Сашу и всё уладится. Поедешь со мной? – спросил он.
– Да, – откликнулась Руфина.
Руфина неплохо пела. Закончила музыкальную школу, была даже дипломанткой каких-то фестивалей.
Вскоре в гостиничном номере она спела и «Калитку», и «Ночь светла». Александр знал эти романсы и слегка подпевал.
– Хочется спеть не вполголоса, а по-настоящему, – сказала она однажды. – И с сопровождением. Но где?
Александр повёл её во Дворец культуры. И там, в репетиционной комнате, аккомпанируя себе на фортепиано, Руфина пела под аплодисменты собравшихся работников Дворца.
Ковальский был счастлив.
Когда закончила петь, Александр, волнуясь, неожиданно для себя спросил:
– А можешь сыграть полонез Огинского?
– Могу, – легко ответила она. И не успел он в смятении что-либо сказать, как в комнате разлилась знакомая удивительная музыка, наполняя сердце щемящей радостью и благодарностью ко всему, что есть и что будет.
Небольшая репетиционная комната в затуманенных глазах Ковальского утратила свои границы. Превратилась в просторную летнюю душистую лесную поляну, посреди которой, как нарядные бабочки, порхали светлые одноклассницы Шурки Ковальского. А меж ними – самая лёгкая и самая загадочная – Верочка Рогожинская. Собрала букетик летних цветов и издали то ли хотела дать его Ковальскому, то ли призывала вместе порадоваться цветам – протягивала ему, не замечая лукавых глаз подружек.
«Как это давно было и как много всякого потом случилось. Узнала бы меня Верочка, если бы встретила? И какой она стала во взрослой жизни? Я знал её совсем маленькой. Хрупкой и воздушной…»
– Сашенька, что с тобой? Так нельзя… Ты настолько восприимчив к музыке?
Он услышал сквозь смех одноклассниц, шумевших на солнечной поляне, голос Руфины и очнулся.
Окончив играть, Руфина подошла и провела рукой по его лицу.
– Саша!
– Всё, всё, всё… – смутившись, выдохнул он.
Руфина мягко улыбнулась.
Она была похожа сейчас на молодую жизнерадостную учительницу, а он – на подростка-школьника.
Во всей процедуре вступления в партию особенно «досталось» Ковальскому на парткомиссии в горкоме.
Комиссия
