по помещению и, временами кидался в разъяренную даму всем, что подворачивалось под руку. Женщина же нещадно рубила саблей по мебели, умело уворачивалась от летящих в неё предметов, иногда разбивая их саблей в полёте.
– Только попадись мне, я шкуру твою на ремни пущу! Да твоими потрохами свиней побрезгуют кормить! Гадкое отродье! Уродливая ушастая тварь!
Очередной рубящий удар пришёлся на спинку старинного дубового кресла и клинок прочно увяз в древесине. Женщина яростно дёргала за рукоять, но оружие не поддавалось. Гоблин, смекнув, что его умерщвление ненадолго откладывается, присел на корточки на полке Камина и демонстративно закурил.
– Лил, милая, ну чо ты в самом деле, м?
– Заткни свой поганый рот, падальщик! – она продолжала дёргать саблю, злобно озираясь на Рихтора. – И не смей ко мне так обращаться, погань! Для тебя я командор Лилиан Шелест, и никак иначе!
– Воу-воу, палехче, подруга, – гоблин отстранился и недовольно сложил руки на груди, – никогда в жизни не был падальщиком! Понятия не имею откуда ты енто взяла вообще…
Он сделал глубокую затяжку, тем самым скурив большую часть сигареты, и продолжил говорить, попутно выпуская дым.
– Это во-первых. Во-вторых, я уже раз сто извинился за своё поведение, и даже, прошу заметить, объяснил его причины! Зашёл я в твою ком… каюту, потому что мы тебя звали на Кухню тортик кушать, а ты не пришла. Тортик с ананасом был, кстати, ты не могла не прийти. Вот мы и подумали, что что-то случилось…
Он сделал паузу. Лилиан продолжала попытки вытащить свою прочно засевшую в кресле саблю, но с заметно меньшим энтузиазмом. Она уже не пыхтела от злости, но прятала глаза. Рихтор выбросил окурок и немного свесился с полки, стараясь заглянуть под копну пышных каштановых волос. Золотистые карие глаза морской дьяволицы были полны печали и боли. Тут она заметила его и, поудобней упершись ногой, снова начала дёргать оружие. Рихтор шумно вздохнул, не спеша закурил новую сигарету, и после очередной глубокой затяжки гораздо тише продолжил:
– И в-третьих… я никому не сказал. Я просто, так сказать «спёр у Лильки кубок шутки ради, и по-этому она бегает и злится».
Он вытащил откуда-то из-за спины здоровенный золотой кубок, богато украшенный рубинами и изумрудами, и показал его женщине. Вновь повисла пауза. Лилиан медленно повернулась к гоблину. Её молодое загорелое лицо, испещрённое мелкими морщинами и высушенное ветрами, выражало смесь недоумения и недоверия. Резко очерченные глаза сохраняли красноту недавних слёз.
Сегодня она потеряла Олли. Боцман её покойного отца. Он был для неё и опорой и стеной. Ей было плевать на всю погибшую в стычке команду и на два потопленных корабля. Она потеряла Олли. И дала слабину впервые за долгих двенадцать лет. Даже работая в кабаре, куда её ребенком продали как овцу после бунта на отцовском корабле, она не позволяла себе слёз. А сейчас не сдержалась. И, волей случая, это увидел самый дерзкий сосед по Квартире. Гоблин-трепач.
