скорее для того, чтобы выворачивать бивни у мамонтов, либо по-медвежьи взламывать несгораемые сейфы без «фомки»16 и иных «уркаганских» приспособлений, переходил к завершающей процедуре, со стороны напоминающую садистскую.
Содомов, донельзя оскорблённый и раздражённый поручением Подлужного, приступил к смыву на марлевый тампон биологической субстанции с причинного места «конкурсанта-мордоворота». Тут уж подозреваемым воистину овладел тихий ужас. В виду слабого понимания цели происходящей церемонии (внешне сходной с ритуальным обрезанием), но ясного осознания возможных последствий, он впал в состояние отупения и прострации. От опасения за дражайшее мужское достоинство, небрежная и презрительная манипуляция с которым медбратом грозила вылиться в членовредительство, мошонку потенциального калеки втянуло под прямую кишку. От переживаний у него спёрло дыхание в зобу, ибо любое резкое движение медбрата, не особенно миндальничавшего с испуганно съёжившимся подручным материалом, грозило невосполнимой трагической утратой.
«Бегемот, окучивающий одуванчики», – метафорически окрестил эту картину Подлужный. Он не сопереживал «пациенту Содомова»: нечего шляться, где попало, а также «конкретно зырить в сторону касс!». Старший следователь прокуратуры всего лишь добросовестно и профессионально исполнял свои обязанности. Хотя при этом его не оставляло ощущение, что к убийству в сквере оперного театра это если и имеет, то весьма отдалённое отношение. Ведь тогда он ещё не ведал, что кое-что из проделанного в будущем пригодится.
Подозреваемого из «дежурки» увезли в изолятор временного содержания. С их отъездом испарился и несколько неуместный ироничный настрой насмешника. «Отрезвлению» Подлужного также поспособствовал привод в милицию лёгкой на помин Пермяковой Зои Ивановны.
7
Фактическая супруга Балашова представляла собой экспансивную и эксцентричную
шатенку средних лет, которую сыщики отдела, сработав оперативно, «выцепили», как они выражались, «из-за стола прямо с бутербродом во рту».
– Вандалы, солдафоны, ваньки необразованные! – бушевала она, колыхаясь дебелой грудью, которую её сожитель, приходилось признать, протокольно описал весьма достоверно, и ничуть не сгустив краски. – Я вам сопли-то поотшибаю! У меня в башке всё равно сорок пять процентов – мне ничё не будет. У меня справка из психбольницы…Позавтракать девушке не дадут!
– Тс-с-с! – по-шпионски приложил палец к губам Подлужный, сбивая напор доставленной. – Коль речь идёт о расследовании убийства, допустимо пренебречь таким мизером, как утренний бутерброд.
– Ка-какого убийства?! – плюхнулась на стул Пермякова. – Что-то с Юрой? Что с Балашовым?
– Нет, с ним-то обстоит более или менее нормально, – успокоил её Алексей. – Он у нас. Отдыхает от забот. Но возникает вопрос: с какой стати вы спохватились
Фомка – небольшой лом с загибом и гвоздодёром на конце (в уголовной среде может использоваться для взлома хранилищ).
