ты становишься активным соучастником жестоких кровопролитий беззащитных зверей. Всякий раз, когда ты начнёшь жаловаться о плохом отношении к тебе от кого-либо, вспомни про поддержку садистов, которую ты самолично оказывал. Тяжело осознавать свою значимость в этой схеме беспорядочного и деструктивного «прогресса». Как при такой обстановке вокруг в сочетании с подобными мыслями не сторчаться?
Когда-то я презирал всей душой наркоманов, алкоголиков и подобных им животных. И чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что не всё так просто, как считал раньше. Ведь что-то же заставляет их губить своё здоровье. Отсутствие перспектив, которым пропитана Родина. Несовершенная внешность, что априори забирает кучу привилегий, дающихся более красивым людям. Разрушенность окружающего пространства, что давит на тебя каждый день. А предательства друзей, которым ты доверял всё, открывал душу, говорил, как ты их любишь. Неужели всё это не способно сломать человека? Куда ему пускаться, кроме тех веществ, которыми травятся каждый третий. Эвтаназия? Слишком роскошно для таких людей – они не способны на это. Я ни в коем случае не поощряю всё это, но тем не менее не стоит делить мир на чёрное и белое, ведь жизнь – вечная градация между злом и добром. Я постоянно думал об этом, однако в тот момент, меня это не волновало, ведь моё внимание было занято гневом на телефон. Ненависть бурлила во мне из-за того, что он меня подставил в самый нужный момент. И всё же, чуть позже, я осознал, что не имею права предъявлять кому-то за то, что кто-то плохо что-то сделал, ведь это в первую очередь труд, который не может быть безупречным всегда. Все могут ошибаться. И не стоит выливать всю свою желчь так опрометчиво, ведь даже в мой телефон вложено сотни сил, сотней людей. Попробовать бы заставить меня создать хоть что-то, кроме каждодневного говна.
А что я сделал, чтобы он вёл себя хорошо?
Не ронял?
Ронял.
Кидал?
Кидал.
Труд людей часто обесценивается стаями тупорылых уродов, ничего не умеющих и ничего не имеющих за душой.
Мой взгляд упал на красивейший узор на линолеуме в классе, в котором я сидел и писал работу. Кто-то старался, создавал, выжимал из своего вдохновения что-то, что можно превратить в ощутимое, тактильное, а это использовали там, где люди таскают палёные «адидасы» с рынка, или обувь из кожи животных. Каждую секунду жизни я ненавидел. И ненавидел себя за бесконечные мысли, о, казалось бы, простых вещах, погружаясь в которые, скрупулёзно ища каждый их нерв, я дотрагивался до них и прожигал уже свои части нервных клеток. Осознание предначертанного, постоянная переработка плохого-настоящего в голове, уверенно тянут меня на ил, дотронувшись до которого, вернуться назад в мир настоящий и беззаботный будет невозможно.
Работу я написал на два, ибо телефон так и не показал мне признаки жизни. Ненависть ко всему продолжала подпитываться всё чем-то новым. Ещё большая злость у меня была на преподавателей техникума, не знающих о снисходительности.
