лицо. По-хорошему, вспоминать надо было совсем не это, а еще стоило бы задаться вопросом – какого набла ты вообще творишь, Аврора? Но у меня в голове была одна-единственная мысль, и, если уж говорить откровенно, даже не в голове, где-то в самой глубине моего существа: о том, что эта близость – самое правильное, самое удивительное и самое естественное, что случилось со мной за последнее время.
– Разумеется, я хочу.
– В таком случае тебе придется меня слушать, – теперь уже он провел пальцами по моей щеке.
Я опять завозилась: все-таки паленым воняло настолько, что все разговоры слегка растворялись в аромате… сожженного покрывала? Я поморгала на паленый матрац, подняла голову:
– У тебя нет пожарной сигнализации?
– Есть. Я попросил ее отключить, когда нес тебя сюда. Нет ничего такого, что я не смог бы потушить, хотя… – он улыбнулся. – Ты меня здорово напугала. Когда твое пламя отказалось униматься из-за простого физического контакта.
«Твое пламя».
Вот теперь я в полной мере ощутила, каково это, когда пламя на щеках.
– Ты все еще стесняешься меня, Аврора?
– Я стесняюсь себя.
Стоило вспомнить, что я тут вытворяла, как я к нему прижималась, как сама опустилась на него, и щекам стало еще горячее.
– Почему?
– Потому что я знаю тебя три дня. – Странное чувство, что я знаю его всю жизнь – не в счет. – Потому что ты ходишь по ресторанам с другими женщинами…
Вайдхэн улыбнулся еще шире.
– Все-таки ревнуешь.
– Нет! Просто я не привыкла строить отношения с мужчинами, у которых бесчисленное множество женщин.
– Вот какого ты обо мне мнения, значит?
Он поднялся так неожиданно, что матрас слегка спружинил, а в следующий момент подхватил на руки меня.
– Пойдем лучше в душ. Здесь и правда стоит прибраться.
Просторная ванная, где разместилась огромная душевая кабина, была выполнена в черно-огненных тонах, напоминая о его пламени. Смотрелось достаточно агрессивно и тяжело, но ему шло. И черное, и огненное, и темно-красное. Наверное, для того, кто родился в огне – дважды – такие цвета самое то. Потерявшись в своих мыслях, я опомнилась, только когда Вайдхэн поставил меня на ноги. После чего беззастенчиво шагнул следом и заблокировал дверцы, мгновенно ставшие матовыми.
– Ты какую воду любишь?
– Теплую. Чуть теплее, чем температура тела.
– Так я и думал, – он улыбнулся. Он сегодня вечером подозрительно часто улыбался, и его лицо, временами суровое, сразу преображалось. Не знай я его, сейчас даже представить бы не смогла, что этот мужчина умеет быть жестким, если не сказать жестоким. Впрочем, это было единственное, что я успела подумать – до того, как на нас хлынула вода, лаская кожу. Лучше бы только она: когда на плечи легли ладони, скользкие от геля для душа, меня опять повело. Еще бы эти ладони там и лежали, но нет. Они спустились на спину, к лопаткам, пальцы нежно и в то же время сильно прошлись вдоль позвоночника.
