сказал человек весело, и Маня сообразила, что перед ней следователь Раневский, – Мария Алексеевна!.. А я думал, народное вече у нас возродилось!
– Возродилось, возродилось, – подтвердила Маня на ходу. – Давайте зайдём уже!
– Вот ещё здесь подпишите, ну, пожалуйста! На работе расскажу, никто не поверит!
– А мне для тёти! Она вас читает! Мне некогда, а ей делать нечего, она на пенсии уже!
– И селфи! Ну, пожалуйста!
Маня лихо расписалась ещё несколько раз, скроила несколько улыбок, забралась по пологим ступенькам и нырнула в глубь особняка.
– У-у-уф!..
Охранники стояли в дверях и смотрели на неё, вытаращив глаза.
– Вы и вправду знаменитость, Мария Алексеевна. Я как-то сразу не понял.
– Это потому, что вы книг не читаете, – огрызнулась Маня.
– Роман Андреевич, мы не знали, что делать, – виновато проговорил один из охранников, видимо старший. – Мы не ожидали.
– Да всё нормально.
– Вам нужно свисток носить, – сказал Раневский. – И свистеть в него, когда на вас люди бросаются. Чтоб охолонули.
Маня покивала.
– И часто так бывает?
Маня посмотрела на него и сказала неопределённо:
– Бывает.
– А вы зачем здесь?
Роман Сорокалетов быстро взял её под руку.
– Вдова Максима Андреевича очень просила с ней поговорить. Здесь, в офисе. Дома она находиться не может.
– Оно и понятно, – протянул следователь Раневский. – Выходит дело, все в сборе, вся компания! И вдова, и заместитель, вы ж заместитель, да? И вот… знаменитая писательница!.. Если вдове так нужно поговорить, поговорите, а я заодно ещё разок послушаю.
Маня вовсе не была уверена, что вдове захочется разговаривать с ней в присутствии следователя Раневского, и по писательской привычке всё примерять на себя она опять подумала, как ужасно случившееся и что она, Маня, совсем не знает, что бы стала делать в таком положении!
По широкой пологой лестнице с расписными вазами на нижних и на верхних ступенях они поднялись в вестибюль, светлый и просторный, окнами выходивший на старые липы в сквере.
– Максим Андреевич в том крыле сидел, – проинформировал Роман. – Нам туда.
Маня шла, втянув голову в плечи, и старательно не смотрела по сторонам. Ей казалось, что в помещении стоит гробовая тишина и люди за стеклянными перегородками как по команде поворачивают головы и провожают их глазами.
…Беда, какая беда.
За огромным старинным столом в просторной приёмной сидела девушка. Она плакала и сморкалась в бумажную салфетку. Несколько мокрых бумажных комков валялись перед ней – должно быть, плакала она уже давно.
Завидев процессию, она отвернулась, изо всех сил вытерла глаза, смахнула на пол комки и поднялась.
– Роман Андреевич, мы вас… ждём. Я не знаю, что делать, все звонят, а я… я не знаю, что отвечать!
Глаза у неё снова налились слезами.
