под Тулой, где мы простояли до апреля 1943 г. В это время мне как раз присвоили звание ст. лейтенанта.
После Сталинградской битвы наши войска начали вытеснять противника, и нас из резерва направили в Курскую область, где дислоцировали под ст. Поныри. Наш полк находился там для того, чтобы прикрывать станцию и размещенные около нее войска. И вот два месяца мы только и делали, что слушали немецкие передачи по большому громкоговорителю. Они передавали, представьте себе, даже мою фамилию, кто там командир батареи, кто помполит, всё. Знали о нас очень многое. Часто «Катюшу» для нас играли. Боевых действий в этот период не было. Но перед Курской битвой произошел такой случай: по небу идут неизвестные самолеты, мы открыли огонь и сбили один самолет. Приходим туда, чтобы составить акт о подбитом самолете, как оттуда вылезает летчик и начинает орать:
– … вашу мать, куда вы бьете?!
Оказывается, это были переданные нам по ленд-лизу американские самолеты «Дуглас». А у нас силуэтов не было, мы и стреляли. Я сразу в отказ пошел:
– Да я даже и не стрелял.
А что я должен был сказать?! Самолет-то сбили, хорошо еще, что летчик в живых остался. Он нас матом хорошо отлаял. Но вообще нам всегда для опознания давали силуэты самолетов и шум мотора, а по этому самолету ничего не дали.
И вот уже 5 июля утром идет радиограмма: «Подготовиться к артиллерийскому огню по сигналу «катюши». В 2.00, ночью, артиллерия по заранее определенным точкам открыла огонь, а она стояла очень плотно, через каждые 150–200 м большие гаубицы, мы их прикрывали. Часа два шла подготовка. Затем где-то часов в шесть пошли немецкие бомбардировщики, как туча, их были сотни. Мы начали стрелять по ним, все батареи бьют, у нас были трассирующие снаряды, через каждые несколько снарядов идет трассирующий. И моя батарея во время этого боя сбила несколько «Фокке-Вульфов» и «Мессершмиттов». У нас были силуэты самолетов, теперь мы только после опознавания их расстреливали. Потом немецкие самолеты в бреющем полете начали на наши позиции бросать бомбы и из крупнокалиберных пулеметов расстреливать. В результате в моей батарее все 4 орудия вышли из строя, из 74 человек личного состава в живых осталось 15. Из 4 офицеров остались я и мой командир взвода связи Синицкий Арон Зелихович. Вы знаете, трупы некуда было девать, вокруг большая рожь горит, день превратился в ночь, ничего не видно. Потом на наши позиции пошли прорвавшиеся танки, я отдал приказ: «В укрытие». Тогда заранее блиндажи специальные были вырыты, мы в них попрятались, и начали танки нас утюжить. Но, слава Великому Аллаху, танки прошли, мы все остались в блиндажах и выжили. Потом стало тихо, немцы ушли от нас вперед, мы вылезли, и я одному сержанту приказал:
– Иди узнай, где мы находимся, что с нами случилось?
Он пошел, через некоторое время возвращается:
– Товарищ старший лейтенант, мы в тылу врага!
– Как в тылу врага?!
– Вот так, фронт от нас уже в 10–12
