Но мастер Хуннан взял и напустил на нее еще троих.
Ярви бросил взгляд на толпу, медленно вытекавшую из Зала Богов. И придвинулся чуть ближе:
– Что, прямо троих против нее одной?
– Эдвал был среди них. Она совсем не хотела его убивать…
– И как она? Против троих?
Бранд поморгал, не сразу сообразив, чего от него хотят.
– Ну… Короче, им досталось от нее больше, чем ей от них.
– О, в этом я нисколько не сомневаюсь. Совсем недавно я навестил родителей Эдвала со словом утешения и пообещал им, что справедливость восторжествует. Ей шестнадцать зим, правильно?
– Колючке-то? – Бранд не очень понимал, какое это все имеет отношение к приговору. – Я… в общем, да. Наверное.
– И что же, она все это время успешно отбивалась в поединках от парней? – Тут он смерил Бранда взглядом. – В смысле, от мужчин?
– Ну, она не просто отбивалась, а мутузила всех подряд…
– Свирепая она, наверное. Полна решимости. И упряма. Очень упряма.
– Ага, как ослиха… – тьфу, такими словами Колючке не поможешь. И Бранд жалко проблеял: – В общем, она… не такая уж она и плохая, если приглядеться.
– Все мы хорошие, особенно для наших мам, – и отец Ярви испустил тяжелый вздох. – И чего ты от меня хочешь?
– Ээээ… в смысле?
– Что мне теперь делать, Бранд? Освободить девку, от которой у всех одни неприятности, и восстановить против себя Хуннана и родителей мальчика? Или задавить ее камнями и тем умиротворить их души? Что посоветуешь?
Вообще-то Бранд и не думал какие-то советы давать…
– Ну… это… может, сделать, как по закону положено?
– По закону? – отфыркнулся отец Ярви. – Закон – он как Матерь Море против Отче Тверди, непостоянен и вечно меняется. Закон – он как попугай при жонглере, Бранд. Повторяет то, что я скажу.
– Ну… я просто думал, что должен рассказать… ну, правду, короче!
– И какой прок в этой твоей правде? Подними опавший лист, там сразу тысяча правд сыщется, Бранд. Причем у каждого своя. Ты ведь просто хотел перевалить бремя правды на меня, верно ведь? Спасибо тебе, дружок. У меня тут Гетланд вот-вот ввяжется в войну со всеми странами моря Осколков, а так, конечно, больше мне заняться нечем. Только правдой твоей.
– Я… я просто думал… что творю добро. Совершаю благое деяние.
Однако теперь сама мысль о том, чтобы творить добро, не сияла перед ним, подобно Матери Солнце, ярким светом, а казалась скорее мерцающим, предательски блуждающим огоньком в черноте Зала Богов.
– Благое, говоришь? И чье же это благо? Мое? Эдвала? Твое? Как у каждого своя правда, так и добро, и благо у каждого свои.
Ярви придвинулся и заговорил еще тише:
– Мастер Хуннан, он ведь может догадаться, что ты донес свою правду до меня? И что тогда? Ты о последствиях подумал?
Бранда словно холодным снегом осыпало. И вправду, что же ему теперь делать?.. Он поднял взгляд: зал пустел, а Раук стоял среди теней, и глаза у него
