решила, но двое ещё раньше на тот свет отправились, а дед Борис явился и даже веник сирени приволок. Бабка, аж, слезу пустила. Вика на эти нежности для тех, кому за 80, смотрела со смесью жалости и презрения – им в гроб пора, а всё туда же, – но и не возражала особо.
Когда мать спилась окончательно, именно бабка забрала Вику к себе и, как смогла, вырастила. Жили, конечно, не жируя, но на новую тряпку к случаю – выпускному там, или свиданке, – бабка всегда денег находила. Вика была бабке благодарна, но довольно рано поняла, что всю жизнь так прозябать ей без интереса.
Умерла бабка хорошо, быстро – спать легла как обычно, ночью воды попросила, а когда Вика со стаканом вернулась, всё было кончено. Дед Борис, когда на похороны пришёл, всё к Вике лез – поговорить, мол, надо. Но она отмахивалась – после, всё после. А после не случилось. Он только домой с похорон вернулся и прямо на пороге своей комнаты за сердце схватился – хорошо успел соседке Викин номер показать, тот у него на стеночке у телефона прямо на обоях записан был. Так Вика за неделю двоих схоронила. И осталась дважды наследницей – дед Борис после бабки так и не женился, детей не имел.
Вещей Вика с собой привезла всего три сумки и надувной матрас – в новую жизнь было решено брать только необходимое, чтобы ничто назад не тянуло. А перспективы открывались самые радужные. Оставив для себя всё те же две дедовы комнаты и сделав простенький ремонт, половину квартиры можно было сдавать каким-нибудь студентам с осени по весну, а летом – посуточно туристам. Как говорится, квартира в центре Питера – не роскошь, а средство обогащения. Простейшие подсчёты показывали, что работать Вике при таком раскладе больше не придётся, а года через два-три, при экономном подходе, можно будет закрыть ипотеку и думать о второй квартире – для себя, потом переехать, и эту сдавать уже целиком, а дальше… С такими сладкими мыслями Вика и уснула в первую ночь на новом месте.
Проснулась от неприятного ощущения – точно кто-то смотрит. Проморгалась, осмотрелась – в углу через комнату кто-то стоит. Крикнуть хотела – не смогла, горло перехватило. Подняться попыталась – бесполезно, словно плитой придавили. А этот из угла вышел и прямо на Вику пошёл – высокий, в плаще, в шляпе, в руке портфель. Чем ближе подходил, тем холоднее становилось Вике. И медленно так двигался, словно нехотя. До матраса дошёл, но не остановился, а так и продолжил – одна нога на пол ступает, а вторая прямо сквозь матрас проходит. Вика в комок сжалась, а он мимо, к окну. На подоконник встал, к Вике повернулся, улыбнулся грустно и сквозь стекло наружу шагнул. И тут же в комнате потеплело, но Вика до утра тряслась, так и не уснула.
Днём выдохнула, конечно – мало ли что в старой квартире привидеться может, – но к вечеру страх вернулся. И Вика разозлилась – чтобы какие-то игры воображения мечте помешали? Ни за что! Матрас, правда, в противоположный от окна угол передвинула – больно уж неприятно чувствовать, что тот, с портфелем, может сквозь её ноги пройти. Села, к стене прислонилась, в плед завернулась, принялась соцсети сёрфить. Незадолго до двух
