же тебя.
– Да нет, – проговорил Шурка, – она думает, что я у деда.
– А может, в больницу?
– Не надо, днем так же было, потом отпустило. Отосплюсь – все пройдет.
– Эх ты, а вдруг нет? – засомневался Мишка.
– Давай в сарай!
Когда Шурка улегся на спину на кучке свежей травы, он сказал:
– Мать встанет корову сгонять в стадо в четыре утра, она меня и обнаружит. Если все нормально, то – порядок. Если не обнаружит, ты придешь в шесть часов ко мне. Проснешься?
– Проснусь, – заверил Мишка.
Шурка спал глубоко, без сновидений и проснулся в восемь часов.
Едва открыл глаза, увидел Мишку сидящим около на старом тазике.
– Ты чего сидишь?
– Будить тебя жалко.
Шурка поднялся и, как будто ничего не было, спокойно прошелся.
– Молодец, – обрадовался Мишка, – а то я вчера испугался.
– Я тоже, – признался Шурка.
У Лопушного озера
– Завтра Жданку не гоняй в стадо, – сказал вечером Катерине Василий, – поедем в Угол косить траву.
– Ладно, – покорно согласилась мать Шурки.
Она уже поняла: спорить бесполезно. Прошел месяц после того, первого разговора, когда было решено делать упряжь для коровы. И вот все готово: легонькая рыдванка с железными колесами, с проволочными реденькими ребрами вместо деревянных, стоит посреди двора. Готова и шорка вместо хомута, легкая оброть и все остальное.
Отец вывел с денника Жданку и стал подводить ее к рыдвану, корова долго не понимала, что от нее хотят, смотрела своими большими темными красивыми глазами и недоумевала.
Наконец-то шорка на шее, тонкая самодельная веревка вместо вожжей привязана.
– Ну-ка, Шурка, отворяй ворота.
И уж было совсем все пошло как надо, да мать Шурки немного подпортила момент:
– Вась, а если она обидится и перестанет молоко давать?
– А куда она денется?
– Ну пропадет молоко, так бывает!
– Опять ты за свое!
Катерина отошла в сторону. Потом вновь приблизилась и виновато попросила:
– Вась, ты на нее не кричи, ладно, если что не так.
– Катя, я ж обещал тебе. – Отец повел Жданку со двора.
Он явно бодрился.
Рыдванка на удивление пошла ходко, тем более выезд на улицу был под горку, и лицо Василия осветилось радостной улыбкой. Смазанные обильно дегтем новенькие оси и колеса хотя и поскрипывали, но как-то влад и бодро. Шурка немного успокоился и за Жданку, и за мать.
У ворот отец положил в рыдванку старую фуфайку, чтобы можно было лежать, привязал косу, и они отправились в путь. Лагунок с дегтем, как маятник, закачался на задке рыдвана. Договорились, что садиться никто не будет, только отец, когда совсем устанет, ляжет в рыдван – сидеть ему никак нельзя.
Мать даже сумку с едой не положила:
– Вась, сама
