на торчащие из ольстров пистолетные рукояти. Корнет-то молодец – хоть и молод, а службу помнит и бдительности не теряет.
До богатого села Павлова, где встали на постой павлоградцы, оставалось вёрст семь. По дороге мы разговорились, и корнет – фамилия его была Алфёров, из помещиков Екатеринославской губернии – объяснил, что полк их вообще-то, состоит в Третьей обсервационной армии генерала Тормасова. Эскадрон же, в котором корнет числится субалтерном, занимался набором в подмосковных губерниях рекрутов, и когда части маршала Нея заняли город Богородск и стали рассылать по всему уезду фуражиров – были подчинены начальнику Владимирского ополчения, князю Голицыну. О крестьянском воинстве Герасима Курина он рассказывал много и с подробностями.
– …сбились, значит, местные мужички – а они тут зажиточные, из государственных крестьян, крепости отродясь не нюхали – в дружину самообороны. Начальствовать над собой выбрали главных заводил, местных жителей, Курина Герасима и Егора Стулова, и на сходе порешили задать лягушатникам перца. Неделю назад распушили крупный обоз в сельце Большой двор – взяли пленных, две обозные телеги, да ружей с десяток. О конфузии доложили Нею, тот осерчал и велел примерно мужичков наказать. Но не тут-то было: Курин со товарищи успели собрать тысячи три пешего войска и с полтысячи верхоконных.
– Три тысячи, и ружья есть? – восхитился Ростовцев. – Так эти мужички выходят героями! Не всякая армейская партизанская партия такими успехами может похвастать!
О наших верных союзниках, будищевских „партизанах с мотором“ он благоразумно умолчал. Похоже, распоряжение главнокомандующего о переброске отряда в Богородский уезд, на помощь, пропало втуне – здесь и без них неплохо обходятся. Пока, во всяком случае.
– Да уж герои… – корнет иронически хмыкнул. – Мужички, как застали французов врасплох, так сразу силу свою почуяли. Раныпе-то они жили тишком да молчком, работу свою работали, в церкви молились да в кабаках хлебное вино хлестали по престольным праздникам. А тут – хватай дреколье, разбивай обоз, воинских людей режь почём зря! Ещё и с барышом останешься: лошади, телеги, добро – французы-то не налегке шли… Ружья, опять же, с саблями и пистолями немалых денег стоят. Почесали мужички затылки: „как, выходит, хорошо-то воевать: и прибыток тебе, и от начальства почёт и награда, глядишь, выйдет!“ А супостаты сплошь в красивых мундирах, сукнецо, добрые шинели, башмаки юфтевые, сапоги, – далеко не всякий мужик, хотя бы из зажиточных, такую одёжку построит. Как не повоевать, раз такая выгода!
Дорога вскарабкалась на бугор, с которого открылся вид на окрестные поля с перелесками. Едущий рядом со мной гусар приподнялся на стременах, вглядываясь. Примерно в версте впереди, пылили двое всадников, направляясь туда же, куда и мы с павло градцами.
– Куринские. – определил корнет. – Мужицкая, прости господи, кавалерия. Сабель-то у них на всех
