серьезно поговорит об этом. – Она посмотрела на заходящее солнце и добавила. – Наверное, уже завтра… А пока – ужинать и спать!
– А сказка будет? – робко спросила малышка, уплетая принесенную матерью саранчу.
Уставшая за день сорока хотела было отказаться, но, подумав немного, решила рассказать детям поучительную историю:
– За высоким косогором, как вызнаете, есть небольшая деревушка. Но туда вам лучше не летать. Нам и в лесу пропитания хватает… Так вот, в деревушке той большой птичий двор. По мне так – ни к чему небольшому поселению такие птичьи хоромы! Но – тем, кто повыше, наверное, видней, – она невесело усмехнулась и продолжила. – И жил на птичьем дворе Важный Гусь. Богатый – страсть, а главное, из себя видный, статный. Правил он в своей вотчине, как царь. Все-то у него было! Что ни пожелает – купит, украдет, отнимет. Ни в чем поражения не знал Гусь, умел развернуться, умел из любого дела выгоду извлечь.
Нас, сорок длиннохвостых, много в то время было рядом с такими гусаками. Слушали речи их выспренние, по округе вести разносили. Кто-то из нашей братии так и остался жить при дворах, с кормушек гусевых да индюковых питаясь. А мы вот в лесу остались, на воле. Насмотрелась я на порядки те и выводы соответствующие сделала: не стоят брошенные под ноги зерна той цены, которую позабывшие свободу платят…
Я тогда молодая была, дерзкая. Все хотелось узнать, понять, новому научиться! И, как-то вижу – появилась на птичьем дворе Серая Гусыня. То тут мелькнет, то там появится, то восторженными да наивными глазами на Гуся посмотрит. И хотя сорокам с гусями не по пути, сдружились мы с той Гусыней нечаянно как-то. Добрая она была, миру открытая. И образованная очень.
Гусыня хоть нечасто, но подходила к Важному Гусю. Где совета спросит, где подробности происшествия, но больше все, распахнув глаза, речам гусевым внимала, большим авторитетом его считала. И, сама того не ведая в доверенные птицы к Гусю тому попала. Очень радовалась назначению, гордилась, что может быть полезной такому большому начальству.
А Гусь – не дурак, приметил, что Гусыня в облаках витает. Не привыкать высокопоставленному гусаку к лести да вниманию, с малолетства обласкан он, с младых ногтей умел привлекательностью своей пользоваться. Как паразит какой с удовольствием питался чистой энергией, от Гусыни исходящей.
Как-то в разговоре с соплеменником, размахивая крыльями, да рассказывая о новом выгодном деле, обмолвился Гусь, что та самая Серая Гусыня влюблена в него по уши. «Пусть вздыхает – снисходительно отвечал он на все расспросы, – есть, пить не просит, пусть рядом вертится. Глядишь, из ее привязанности можно выгоду какую в будущем поиметь. Мне свои птицы везде нужны! Ты лучше расскажи мне о той пестрой индюшке, что была вчера на пруду рядом с тобой».
А я вдруг переживать за подругу стала, словно камень на сердце лег. Хоть молчала Гусыня о чувствах своих, но невдомек наивной птице, что, глядя в глаза ее распахнутые, можно очень даже правильные выводы сделать.
«Может
