и своеобразным лозунгом. Но теперь-то? При диком капитализме? Оказывается, и здесь жив курилка! Нельзя говорить всю правду до конца, не поверят или – того хуже – сочтут болтуном, а то просто отмахнутся, что будет аналогично потере изрядной доли финансов. Так что все возвращается на круги своя, ох как прав Екклесиаст…
Вот все это и рассказал Турецкому Грязнов, забыв, видно, что речь о фразе академика заходила у них уже не раз.
– Иди, иди, – отмахнулся и теперь Турецкий, увидев, как Грязнов издалека показывает ему бутылку водки – с явным намерением раскупорить и ее, чтобы принять еще по рюмочке на сон грядущий. – Ну разве что по одной, – смилостивился, увидев, как обиженно скривилось лицо друга. – Тогда дай хоть кусок колбасы, а то от твоих вечных шпрот меня уже тошнит! Слушай, я думаю, что в нашем плане мы предложим для расследования следующие версии. Во-первых, все-таки семейную. Во-вторых, связанную с прежней его деятельностью – на высоком государственном посту. Далее – нынешней, так сказать, коммерческой деятельностью…
Грязнов тем временем, согласно кивая, то бишь соглашаясь с Саней, достал из холодильника нетронутый батон колбасы, какое-то время с удивлением рассматривал его, а затем ножом отхватил изрядный кус, содрал натуральную шкуру и засунул розовое мясо в рот. Жуя, продолжал слушать. Наконец, частично проглотив, но все еще с полным ртом, заговорил. Причем буквы «с» и «з» у него не получались, и фраза прозвучала так:
– Шмотри-ка ведь шовшем про нее жабыл… Хорошая, докторшкая, то, что нам ш тобой пропишали, Шаня.
Турецкий захохотал.
– Дай и мне, не жадничай!
– И как ты ее только углядел? Я правда шовшем про нее жабыл.
– Ничего, я ж напомнил. На чем ты меня перебил?
– Четвертая вершия будет политичешкой, Шаня… У нас очень любят политику. Как же без политики? – закончил он, проглотив окончательно. – На. – И он щедро отхватил от толстого батона ровно его половину. – Нет, я понимаю, конечно, что все они тут же станут делать вид, будто отмахиваются от нее, от нашей версии, как черт от ладана, но в данном случае без нее в самом деле не обойтись. И когда всю эту братию вдруг отправили на пенсию, президент, как бы я к нему, в конце концов, сегодня ни относился, наверняка прекрасно знал, зачем он это делает. А то, что следы наверняка тянутся издалека, из прошлых времен, мне, Саня, почему-то подсказывает моя проклятая интуиция. И они будут тщательно заметать эти следы. Просто так генералов у нас не убивают, да еще таких.
– Ну что ж, поверим твоей интуиции и включим четвертую версию. Только ее придется хорошенько обосновать.
– Не внося при этом, как сказано, преждевременную ясность! – назидательно поднял указательный палец Грязнов. – Ты теперь понял, зачем я тебе так долго об этом рассказывал?
– Ну как же, философ ты наш… доморощенный! Слушай, поел – иди спать.
– А по рюмочке?
