я себе.
По пути домой Герард решил поговорить о недвижимости. Купим ли мы квартиру в городе или что-нибудь в Уиндермире, благополучном квартале нашей юности, рядом с родителями? Квартира будет ближе к банку. А как здорово было бы жить на Пятой авеню, протянул он. Этой осенью продают дом Бускирксы – большой тюдоровский особняк с четырьмя мансардными окнами. Мы могли бы купить и отреставрировать его, достроить новое крыло для прислуги и детскую для ребенка. Для ребенка.
Герард продолжал бубнить, в машине вдруг стало жарко. Слишком жарко. Дорога расплывалась перед глазами, уличные огни размножились. Что со мной? Почему я не могу вдохнуть? Закружилась голова, я вцепилась в дверную ручку.
– Милая, все в порядке?
– Просто немного душно, – сказала я, опустив стекло.
Он погладил меня по руке.
– Прости, дорогая, я тебя утомил?
– Немного, – призналась я. – Нужно принять столько решений. Может, пока сосредоточимся на чем-то одном?
– Конечно, – согласился он. – Больше ни слова о домах.
Он повернул в Уиндермир, проехав мимо величественных колонн на входе. За ними расположился зажиточный заповедник, где садовники часами шлифовали лужайки и стригли клумбы, вымеряя каждый лепесток, а гувернантки таким же образом пестовали детей. Мы проехали дом родителей Герарда, особняк с серыми фронтонами на Гилмор авеню, и белый колониальный дом Ларсонов, с прямоугольной живой изгородью и каменными урнами из Италии. Что со мной не так? Рядом мужчина, который меня любит и готов подарить привычную мне красивую, спокойную жизнь. Я была недовольна собой.
Герард припарковался, и мы пошли в дом, на кухню.
– Максин, наверное, уже спит, – сказала я, глянув на часы. Половина десятого. Максин обычно отправлялась к себе в девять пятнадцать.
– Хочешь сэндвич? – предложила я.
– Нет, спасибо, – отказался Герард, теребя «Ролекс» на своей руке – мой подарок на двадцать пятый день рождения.
Вдруг послышались шаги.
– Папа? – спросила я, выглянув из-за угла. На лестнице показался женский силуэт.
– Мама? – Я включила в коридоре свет и поняла, что ошиблась.
– Мамы еще нет, – ответила Максин. – Я отнесла тебе полотенца. Франчески сегодня не было, и я решила сама подготовить их на утро.
– Ах, Максин. К чему беспокоиться о полотенцах в такое время? И слышать не желаю! Иди, отдохни. Ты слишком много работаешь.
Она повернула голову, чтобы взглянуть на часы, и мне показалось, у нее странно блестят глаза. Плакала или просто устала?
– Думаю, пора сказать спокойной ночи, – кивнула она, – если вам ничего не нужно.
– Ничего, – ответила я, – все в порядке. Добрых снов, Максин.
Я обняла ее за шею, как в детстве, и вдохнула ароматный запах ванили.
Когда она ушла, Герард поцеловал меня, нежно
