сестра старшая. Пальцем манит меня и молчит. У меня вдруг ноги онемели, и ни шагу не могу ступить, прямо кулем валюсь. Вижу, что Шурка знает, как направить ноги. Никак не могу подойти: валюсь и валюсь. Все бока избила. И какая-то музыка играет и песни все такие хорошие, что ровно заслушалась их и невмочь подойти ближе и зайти в избу нашу… Потом смотрю вместо избы ты стоишь, нагибаешься и берешь меня на руки.
– Ты бредишь. Сегодня утром я приехал и нашел тебя лежащей на полу. Взял тебя на руки и перенес на постель. Помнишь это?
– Как же ты догадался прийти? Ведь еще чуток и не было бы возврата?
– Не знаю как.
– Сердце тебе подсказало!
– Возможно. Давай-ка, поешь. Будешь кушать?
Мать отрицательно помотала головой. После череды слабых препирательств согласилась. Взяла дрожащими руками чашку с бульоном с накрошенными кусочками хлеба и растолченным картофелем. Сил у неё не хватало, чтобы даже поднести ложку ко рту. Тогда жена взяла чашку и стала кормить с ложки, точно малого ребенка. Почувствовав вкус свежеприготовленный еды, мать охотнее и даже жадно открывала рот. Вскоре к нашему общему удовольствию чашка опустела. От сытной еды глаза закрылись; вновь пришел благостный сон.
– Езжай в аптеку за памперсами. Встать она не сможет. Придется тебе учиться надевать памперсы, – промолвила Светлана.
– Почему мне учиться? Ты же рядом?!
– Пока рядом, – уточнила жена. – Ты же знаешь, что и у меня родители требуют постоянного ухода.
– Они же не лежачие!
– Ну и что. Кто знает, что будет завтра?
– Вдруг в памперсы она по большому сходит…ну это самое… накакает! Что делать?
– Подмывать.
– Мне?!
– Тебе. Придется отбросить разного рода неловкости. – Жена устало вздохнула. – Звони сестре, брату. Пусть тоже принимают участие.
Ночевать остался в квартире у мамы. Не раздеваясь, улегся на диване со смешанным чувством тревоги и досады. В этой квартире я родился и вырос, и невольные воспоминания теснили грудь. Я смотрел в ночное окно, на блики теней по стенам. Особо памятные дни детства и юности возникали так живо, словно предлагая снова пережить знаменательные мгновения, соотнести прежние мечты и представление о большой взрослой жизни с этой самой большой взрослой жизнью.
Тут я вспомнил об ответственном возрасте. Прочитанные прежде строки возвращались полные нового смысла, проясненного лихорадочным думаньем о грянувшей беде. В самом деле, черта ответственного возраста – это переход либо в безграничное безвременное развитие определившегося Я, получившего некую космическую прописку в виде формирования бессмертной индивидуальной души. Либо начало собственного умирания, опустошения, одряхления, гниения. Иначе говоря, в черте ответственного возраста возникает либо способность генерировать божественный импульс «БОГОПОДОБНОГО ТВОРЕНИЯ», либо доживать на врожденных наследственных рефлексах и приобретенных
