я тоже не младенец, и у меня есть право голоса на совете…
«Вай-вай! – думал Валико, яростно сигналя чуть не въехавшей в них «Газели». – Что бабы делают с человеком! Бог ее знает, откуда она появилась – еще полчаса назад он предлагал мне ею попользоваться – а теперь он готов на нее молиться, как на икону какую-нибудь…»
– И все равно ты должен был ее оставить там! – сказал он вслух. – Незачем было тащить ее с нами.
– Она сама напросилась. Как увидела пистолет, так и сказала: «Хочу, мол, погибнуть вместе с тобой!» Ну, я ее и взял для подстраховки.
– А теперь для подстраховки выгрузи ее и пусть катится к маме…
– Подожди, я обещал ее в одно место свозить. Она посидит в машине, а мы там быстро управимся.
«Ну как еще назвать такого человека?» – внутренне возопил Валико, но вслух только шумно вздохнул.
Щёлковка была забита транспортом в обе стороны. Милиция и автоинспекторы проверяли все подряд легковые машины, обыскивали водителей и пассажиров, перетряхивали багажники, обшаривали салоны.
– Что они озверели с утра? – скрипнул зубами Валико. Под ложечкой у него неприятно засосало – начни их обыскивать, с их-то арсеналом, и не помогут никакие спецномера.
– Видать прикнокали кого-то ночью темной, – рассмеялся Тенгиз. – Банкира какого-нибудь взорвали или фрайера какого отстрелили
– Жизнь показывает, что фрайеров в этой стране не отстреливают. Их Бог хранит. Отстреливают тут серьезных и деловых ребят.
– Козлов отстреливают! – авторитетно заявил Тенгиз. – Потому что подставились. Настоящий охотник опасность горбом чувствует и не подставляется.
К счастью им не пришлось выезжать на само шоссе, где их неминуемо бы тормознули, достаточно было пересечь его и углубиться в пересечение заводских и складских улочек, изобилующих лужами и залитых жирной грязью, в которую легковушки проваливались по самые оси, мир обезличенных бетонных стен и торцов ангаров, не имевших ни названий, ни указателей, ни номеров.
Люди, видевшие Москву из окон такси и экскурсионных автобусов, бродившие по центральным улицам с их ресторанами, соборами, торговыми центрами, шикарными офисами фирм, посещавшие многочисленные исторические места и памятники – они не видели Москвы. Красота занимает всего лишь процентов десять всех городских площадей. Всю остальную ее площадь составляют необъятные пустыри, утыканные однообразными семнадцатиэтажными ульями, так называемые «спальные районы», а также невероятной протяженности кварталы, сплошь застроенные гаражами, ангарами и складами, пустыри и трущобы, заводские дворы и свалки, гигантские пустые пространства, огороженные тщательно побеленными стенами. Иногда такие стены тянутся на многие километры и поверху их бежит колючая проволока. С трудом можно установить, что конкретно здесь находится и кому именно принадлежит. Имея точный адрес, можно плутать часами
