Ренэ. В награду за старческое обожание Бланш лелеяла Брюина, расточала ему улыбки, развлекала его, нежно льстила ему, как то обычно делает женщина с обманутым мужем; а сенешал чем дальше жил, тем больше привыкал к жизни и никак не желал умирать. Но однажды вечером старый Брюип всё-таки начал отходить, не зная сам, что с ним такое, и настолько даже, что сказал Бланш:
– Ах, моя милочка, я тебя не вижу. Разве уже настала ночь?
То была смерть праведника, и сенешал заслужил её в награду за свои бранные труды в Святой земле.
Бланш после его кончины долго носила траур, оплакивая супруга, как родного отца. Так она не выходила из печального раздумья, не склоняя слуха к просьбам искателей её руки, за что хвалили её добрые люди, не ведавшие того, что у неё был тайный друг, супруг сердца, и что жила она надеждой на будущее и на самом деле пребывала вдовою и для людей и для себя самой, ибо, не получая вестей от своего возлюбленного крестоносца, считала его погибшим. Нередко бедной графине снилось, что он лежит распростёртый на земле где-то там далеко, и она пробуждалась вся в слезах. И так прожила она долгих четырнадцать лет воспоминаниями об одном счастливом миге. Однажды сидела она в обществе туреньских дам, беседуя с ними после обеда, и вот вбегает её сын, которому шёл тогда четырнадцатый год, и был он похож на Ренэ более, чем мыслимо ребёнку походить на отца, ничего не унаследовав от Брюина, кроме фамилии. И вдруг мальчик, весёлый и приветливый, какой была в юности его мать, вбегает из сада весь в поту, разрумянившись, толкая и сшибая всё на своём пути; по детскому обычаю и привычке бросается он к любимой матери, припадает к её коленям и, прерывая беседу дам, восклицает:
– О матушка, что я вам скажу! На дворе я встретил странника, он схватил меня и обнял крепко-крепко.
Графиня строго взглянула на дядьку, которому поручено было следовать за молодым графом и охранять его бесценную жизнь:
– Я ведь запретила вам допускать чужих людей к моему сыну, будь то даже святой. Уходите прочь из моего дома!
– Госпожа моя, тот человек не мог причинить ему зла, – ответил смущённо старый дядька, – ибо, целуя молодого графа, обливался горючими слезами…
– Он плакал? – воскликнула графиня. – Это отец!..
Она уронила голову на подлокотник кресла, того самого, где, как вы уже догадались, совершился её грех.
Услышав странные её слова, дамы всполошились и не сразу разглядели, что бедная вдова сенешала мертва. И никто никогда не узнал, произошла ли эта скоропостижная смерть от горя, что её милый Ренэ, верный своему обету, удалился, не ища встречи с ней, или же от великой радости, что он жив и есть надежда снять с него запрет, коим мармустьерский аббат разбил их любовь.
И все погрузились в великий траур. Мессир де Жаланж лишился чувств, когда предавали земле останки его возлюбленной. Он удалился в Мармустьерский монастырь, который называли в то время Маимустье, что можно было понять
