поглощает побережье, так и сильный в конечном счете всегда одерживает победу. Рядом, прилепившись друг к другу бортами, стояло на якоре еще десятка три яхт. Слева, на таком же суденышке, как у него, о чем-то оживленно беседовали заместитель гендиректора «Фейсбука» по производственным вопросам и распорядительница МВФ. Момент был самый что ни на есть пикантный. Они сидели на противоположных концах стола, а между ними застыла целая толпа помощников и помощниц, ловивших, казалось, каждую модуляцию их голоса.
За двадцать лет родился новый мир, теперь крушивший все, что попадалось ему на пути. Что же случилось со стариками? Еще вчера движимая амбициями звезда офиса приходила на работу раньше всех, а уходила позже, причем ее личная и семейная жизнь не выходила за рамки статистической погрешности. Она добросовестно ждала, чтобы одну за другой преодолевать ступеньки карьерной лестницы, вплоть до места за столом правления компании. Современная же звезда жила на берегу озера или на окраине лесного массива, продавала свободное время работы своего мозга, выполняя возложенную на нее миссию, и ни за что на свете не соглашалась покидать привычную жизненную среду, чтобы отправиться в джунгли офисных небоскребов.
Каль принадлежал к обоим этим мирам. Дорожа жесткостью и общественным расслоением старого, он вместе с тем пользовался непомерным могуществом, которым его наделял новый. Нервным, неконтролируемым движением он почесал правой рукой шрам. Всего их было четыре – небольших, выстроившихся по абсциссе бугорков, которые он имел обыкновение скрести каждый раз, когда уносился мыслями далекодалеко.
Этот след ему оставила вилка – в первый же день по прибытии в сиротский приют. Буквально через несколько часов после того, как по требованию нотариуса, которого его покойный отец сделал своим душеприказчиком, отвез туда старый садовник. Толстяк носил совсем крохотные очки, писать ему в любых обстоятельствах приходилось мокрыми от пота руками. Каль до сих пор помнил, как вскрыли завещание и стали читать непонятные фразы. Толстяк с потными руками не потрудился перевести их на понятный ребенку язык. Первейшим следствием стало помещение Каля в сиротский приют. После скоропостижной кончины отца у него не осталось в живых никого из близких. По крайней мере таких, о которых кто-нибудь что-то знал. Мать, на момент его рождения едва достигшая совершеннолетия, исчезла через несколько дней после его появления на свет. Отец говорил, что искал ее, но тщетно. Она ни разу не позвонила Калю и не прислала письма, чтобы объяснить этот жест. Отец, рассвирепев от ненависти к ней, уничтожил все фотографии матери, так что теперь Каль даже не мог вспомнить ее лица. Кроме родителя, человека безудержного и одержимого маниакальными идеями, у него никого не было. Именно из-за характера он и оставил распоряжения на тот случай, если его унесет внезапная смерть. Одно из них касалось выбора сиротского приюта, способного дать его единственному ребенку необходимое образование. Тот представлял собой дом католического священника, по виду напоминавший поместье, и принадлежал конфедерации ораторианцев, священники которой заправляли
