вслед, сокрушенно покачала головой. Судя по всему, каждый шаг Бранта полностью контролировался его матерью. А если вспомнить, что он щедро поддерживал мать деньгами, а также учесть то печальное состояние, в котором он постоянно пребывал, – о, тогда не было ничего удивительного в том, что леди Маллам не спускала с него глаз. Но дело было не только в ее желании держать сына в узде. Жадность настолько овладела ею, что она решила продать свою дочь старому извращенцу.
Олимпия сделала глубокий вдох, развернулась и отправилась обратно в библиотеку. Она обещала помочь Агате – и сделает это! Но она очень надеялась, что ей не придется слишком уж глубоко погружаться в проблемы семьи Маллам.
– Вы еще здесь, миледи? – удивился Брент, когда баронесса вошла в библиотеку.
– Теперь я могу поговорить с вами о том, ради чего приехала. – Судя по виду, граф был близок к тому, чтобы указать ей на дверь.
– И о чем именно?
– О том, что ваша сестра безуспешно пыталась несколько раз связаться с вами. Она сильно напугана, потому что леди Маллам вот-вот продаст ее, выдав замуж за лорда Хораса Миндена.
Глава 3
Брент в изумлении уставился на Олимпию. Он открыл рот, но, так и не придумав, что сказать, закрыл его, после чего в изнеможении рухнул на канапе и посмотрел на графин с бренди.
– Это вам не поможет, милорд. – Олимпия перестала расхаживать по комнате, остановившись перед огромным камином. – Вам это ни к чему.
– Разве? – Брент вздохнул. – Я только-только пришел в себя, а тут объявились вы. И теперь мой дворецкий трупом лежит на полу в холле, вы учинили драку со служанкой, которую пришлось уволить, и еще я узнал, что парнишка, который чистит мне сапоги, мой самый настоящий брат. – Он взглянул на Томаса, и тот ответил ему улыбкой до ушей. – Вдобавок вы рассказали, что мать пытается продать мою сестру – невинное дитя! – самому гнусному развратнику из всей нашей аристократии. Выпивка была бы сейчас весьма кстати…
– Я очень сомневаюсь в том, что Минден самый гнусный развратник, – пробормотала Олимпия, прислонившись к стене рядом с камином.
Она тут же оцепенела, потому что перед ее мысленным взором замелькали картинки: вот белокурая женщина прижалась спиной к стене, а Брент яростно занимается с ней любовью, и глаза его закрыты. А вот еще одна полуголая женщина; она стоит у него за спиной и гладит ладонями по всему телу. Олимпия быстро отошла от стены.
– О, мужчины! – Отвращение отчетливо прозвучало в ее голосе. – У стены?.. Прижав ее к стене, да, Филдгейт? – Она вздрогнула, осознав, что отвращение отчасти было вызвано острым приступом злой ревности, поразившей ее в самое сердце. – Две сразу, да, Филдгейт?
Смутившись, Брент захлопал глазами. Потом вспомнил, каким даром якобы обладала Олимпия, и чуть не выругался вслух. Причина его смущения заключалась в том, что он почти ничего не помнил из того, что ей, очевидно, привиделось. Олимпия, судя по всему, знала о том эпизоде намного больше, чем он, и это обстоятельство само по себе было унизительным.
– Может, вернемся к моей сестре? – спросил
