Он чувствовал себя ослабевшим: сказывалось голодание предыдущего дня и переживания. Но кто бы что о Самойлове ни думал, слабаком он не был. Он заставил себя встать с постели, он сказал себе, хоть и без энтузиазма:
– Соберись, тряпка.
Перекусил немного потом, что далось не без труда, и отправился к бабушке и дедушке. Планировал парень прийти к ним в пятницу, но пошёл в тот день, хотя на дворе стояла среда.
Целый день он делал то одно, то другое и не позволял себе думать о том, что произошло вчера. Физический труд ли, общество дедушки и бабушки ли, но что-то ему помогло. Он ожил немного, духом воспрянул.
Миша искренне улыбался, смеялся и поел нормально, по-человечески, как ел прежний, здоровый и телом, и душой Миша. Правда, бабушка спросила про Аню, но он быстро солгал, что всё хорошо, не позволив мыслям задержаться на этом предмете.
Так же он провёл следующие два дня: с утра уходил к бабушке и дедушке, потом шёл на работу, а к ужину возвращался домой. Аня звонила каждый день, и он продолжал лгать матери, что перезвонит ей. Морально он всё ещё не был готов к разговору.
Собеседование в ОВД Михаил прошёл и теперь ожидал результата. Родители видели, что их сын стал нервный, но списывали всё на ожидание звонка работодателей.
В субботу за завтраком снова позвонила Аня. Мама как раз проходила мимо и подняла трубку. На этот раз Самойлову пришлось подойти к телефону: мать явно уже была на него сердита за постоянные пустые обещания перезвонить.
Внутри что-то мелко дрожало в тот момент, когда он подносил трубку к уху.
Аня умоляла выслушать её, просила прощения, оправдывалась, а Миша слушал её голос и любил его и ненавидел одновременно. В сердце или же в душе тупо пульсировала боль.
Он дал ей высказаться, но ни одно её слово не облегчило его муки. Его нервная система вдруг словно перешла в состояние торможения. Им овладело равнодушие.
– Мне кажется, здесь нечего обсуждать, – тихо сказал он. – Я видел достаточно. Ты выбор сделала – я понял.
– Ничего ты не понял, Миша! – вскричала Анна. – Он просто… он так долго и настойчиво меня доставал. Вот я и… Это ничего не значит.
Тут нервная система Михаила перешла в состояние возбуждения.
– Что?! Что ты сказала?! Хочешь сказать, что тебе просто не хватило силы воли послать его? Так?
– Миша…
– Лучше бы ты этого не говорила! – заорал он, как раненый зверь. – Меня целых полтора года не было! Почему вы не сделали этого, пока я был в армии? Как бы я хотел не знать, а особенно – не видеть этого!.. Почему ты мне не сказала, что он пристаёт к тебе? – уже тихо спросил он, обессилев.
– Я люблю тебя и не хотела расстраивать. Не хотела, чтобы ты разочаровался в своём друге.
– Если бы любила, то сказала бы. Если бы любила, то постаралась бы избавить меня от такого друга-урода. Или, по-твоему,
