к билетеру, добавил: – Хорошо, мистер, мы уйдем. Мы не хотим скандала. Но вначале верните нам деньги за билеты.
– И не надейтесь.
– Я знаю свои права, – снова усаживаясь на место, заявил Том и, заглушая пушечную стрельбу на экране, звонко крикнул на весь зал: – Ну давай, бей меня, скотина!
– Ладно-ладно, – вздохнул билетер, – отдам я вам ваши деньги, только катитесь отсюда поскорее.
Ребята поднялись. Том с улыбкой посмотрел на солдата:
– Я тебя предупреждал. Буду ждать на улице.
– Иди скажи своей мамочке, пусть сменит тебе пеленки, – ответил солдат, с маху опускаясь в кресло.
В фойе билетер из собственного кармана выдал каждому по тридцать пять центов и взял с ребят расписки, чтобы потом предъявить их владельцу кинотеатра. Том подписался фамилией учителя алгебры, а Клод – фамилией президента банка, с которым имел дело его отец.
– И чтобы я вас больше здесь не видел! – пригрозил билетер.
– Это общественное место, – сказал Клод. – Только попробуйте не пустить! Будете отвечать перед моим отцом.
– А кто твой отец? – с беспокойством спросил билетер.
– Придет время – узнаете, – угрожающе ответил Клод.
Ребята, торжествуя, вышли из фойе. На улице они хлопнули друг друга по спине и разразились громким хохотом. До конца картины оставалось полчаса. Они зашли в соседнюю закусочную и на деньги, полученные от билетера, заказали по куску пирога и по чашке кофе. Радио за стойкой вещало об успехах американской армии в Германии и о том, что верховное немецкое командование, вероятно, решит отвести войска к Альпам, чтобы стоять там насмерть.
Том слушал, недовольно скривив по-детски круглое лицо. Он ничего не имел против войны как таковой, но его тошнило от всех этих идиотских разглагольствований о самопожертвовании, идеалах и «наших храбрых ребятах». Его в армию им никогда не заманить.
– Эй, красотка, – окликнул он официантку, сидевшую за стойкой и полировавшую ногти, – вы не могли бы завести какую-нибудь музычку? – Он был по горло сыт патриотизмом, которым его пичкали дома Рудольф и Гретхен.
– Разве вас не интересует, кто победит в нашей войне? – томно взглянув на ребят, спросила официантка.
– А у нас белые билеты. Редкая глазная болезнь, – ответил Том, и они с Клодом снова громко захохотали.
Сеанс окончился, они стояли в ожидании у дверей кинотеатра. Зрители начали выходить. Том сохранял самообладание и стоял совершенно неподвижно, надеясь, что солдат не ушел, не досмотрев фильма. Он отдал Клоду ручные часы – боялся их разбить. Клод с потным и побледневшим от возбуждения лицом нервно расхаживал по тротуару.
– Ты уверен? Ты абсолютно уверен? – то и дело спрашивал он Тома. – Уж слишком этот гад здоровенный. Я хочу, чтобы ты был абсолютно в себе уверен.
– За меня не беспокойся, – сказал Том. –
