что мне прикажешь делать в твоем удачном освещении?
Джимми потер щеку, притворяясь, будто размышляет.
– Что я должна делать? Подумай хорошенько, Джимми, не упусти свой шанс. Думай, черт подери, думай…
Долли рассмеялась, Джимми вслед за ней.
– Будь сама собой, – сказал он, почесав голову. – Я хочу запомнить этот день. И если я не увижу тебя еще целых десять дней, буду хотя бы носить тебя в кармане.
Она улыбнулась и загадочно скривила губы.
– Значит, хочешь меня запомнить…
– Вот именно. А теперь подожди, я настрою аппарат.
Солнце заливало лужайку, поэтому Джимми выставил диафрагму поменьше. Лучше перестраховаться. Из тех же соображений Джимми вытащил из кармана салфетку и тщательно протер объектив.
– Готово, – сказал он, закрывая один глаз, а другим глядя вниз, в видоискатель.
Джимми вертел аппарат, не осмеливаясь посмотреть вверх.
Долли глядела на него из центра видоискателя, волосы, растрепавшиеся на ветру, прильнули к шее. Она расстегнула пуговицы на платье, спустила его с плеч, и, глядя прямо на фотографа, принялась стаскивать бретели купальника.
Черт. Джимми сглотнул. Надо что-то сказать. Пошутить, съязвить, рассмешить ее. Но перед ней, сидящей на траве, с дерзко поднятым подбородком и обнаженной грудью… все слова вылетели у Джимми из головы. И тогда, раз уж мозги ему не повиновались, он сделал единственное, что никогда его не подводило, – нажал на спуск.
– Только прояви сам, – сказала Долли, трясущимися пальцами застегивая пуговицы. Сердце колотилось как бешеное. Никогда еще Долли не ощущала себя такой живой и привлекательной, такой сильной и властной. Ее милый, выражение его лица, когда он поднял глаза, и то, что он до сих пор избегал смотреть на нее, – от всего этого голова у Долли шла кругом. Но главное, теперь она знала точно. Она, Дороти Смитэм, особенная. Как и сказал доктор Руфус. Велосипедная фабрика не для нее, ее ждет иная, необыкновенная жизнь.
– Неужели ты думаешь, я позволю другому мужчине это увидеть? – спросил Джимми, не сводя глаз с аппарата.
– Мало ли бывает случайностей.
– Тогда мне придется его убить, – тихо промолвил чуть дрогнувшим голосом Джимми.
Долли похолодела. Неужели и вправду убьет? Там, откуда Долли родом, в бездушных пригородах, в новехоньких домах, имитирующих тюдоровскую старину, такого отродясь не водилось. Ей было трудно представить Артура Смитэма, который закатывает рукава, намереваясь постоять за честь жены. Но Джимми не такой, как ее отец. У него сильные руки и честное лицо, а от его улыбки в животе у Долли все переворачивается. Она притворилась, что не расслышала ответа, отняла у Джимми фотоаппарат и, держа его на вытянутой руке, промолвила:
– Опасная вещица, мистер Меткаф. Только подумайте, сколько лишнего она знает! Того, что люди предпочли бы сохранить в тайне.
– Например?
– Ну, –
