накатывались на эти земли многие тысячелетия. И потом, вам разве ни о чём не сказала моя фамилия?
– Нет!
– А если подумать?
– Ничего не могу сказать.
– Тогда я поясню. Кочубеев – фамилия тюркская.
– Тюркская?
– Да! Мой дальний предок – выходец из Золотой орды, он был мурзой и являлся приближённым к хану Тохтамышу. Когда неугомонного Тохтамыша на Волге у речки Кондурчи настиг и разгромил «потрясатель вселенной» хромой Тимур, мой предок, спасаясь, эмигрировал на Русь и там покрестился, так что понятен мой интерес к тем корням, от которых исходит древо моей семьи. А, кстати, земля-то круглая! Я и Николай Георгиевич – земляки, мы же оба из Самары!
– И больше того, – добавил поручик, до этого скромно молчавший, – Артём Севастьянович – давний знакомый моего батюшки. А ещё, наверное, лет пятнадцать назад, он преподавал в одной из городских гимназий, в которой учился Андрей, мой брат! Вот как в жизни случается! А пересеклись мы с ним за тысячу вёрст от Самары! Вот здесь, на Иртыше!
Собеседников прервал стюард:
– Господа, прошу пожаловать в столовую. Время обеда!
Новые знакомые прошли в столовую, располагавшуюся чуть ниже верхней палубы, и заняли свободный столик, который тут же накрыли.
– Водочки? – спросил Соколовский Чудинова-старшего и профессора Кочубеева, подняв графин, но томич покачал головой:
– Не употребляю.
– А почему?
– Я хоть и православный, но некоторые традиции своих далёких предков соблюдаю. А ислам запрещает алкоголь…
– А вы, Пётр Ефимович?
– Ну, разве только для аппетита. Самую малость.
Разговор за столом продолжился. Чудинов-старший спросил профессора:
– Артём Севастьянович, ну а каков ваш маршрут на сегодня?
– Я сойду в Павлодаре. В этом городе живут родители жены – она в начале лета уехала с сыном к ним погостить. Поехал их забирать. Побуду недельки две в этом городе, похожу по его окрестностям, и затем уже всем семейством в середине лета вернёмся в Томск.
После обеда компания пришла в каюту поручика. Соколовский в ней тоже находился один, так как выкупил два места.
Профессор принёс альбом с зарисовками, сделанными в последней экспедиции. На сорока ватманах с мельчайшими деталями были в карандаше изображены находки, по большей части украшения кочевников Евразийских степей, а также рисунки нескольких скифских мумий, и одна из них была прорисована с чертами лица.
– По всей видимости, этой молодой скифке было лет двадцать семь – двадцать восемь, – пояснил профессор. – У неё явно европеоидный тип лица, но с большой примесью монголоидных черт. Мои сёстры на неё очень похожи. Она погибла от раны, полученной мечом. Рана у неё загноилась, и случился сепсис.
Профессор
