туда для того, чтобы навести подозрения на вас, Хэвеленд. Поунолл, а вам такой вариант не кажется возможным?» Крылось ли что-нибудь за этим? Эплби полагал, что да. Но не наткнулся ли он в этой обвинительной пикировке на обычную реплику, лишенную всяких обвинений? Поунолл, в свою очередь, тоже «перевел стрелки». Именно он в конце концов вновь указал на Хэвеленда. «Я вижу объяснение куда более простое и одновременно куда более необычное». «Хэвеленд, на какие безумные деяния вы намекаете?» Эплби знал, каким образом на уровне интеллектуального спора подобные люди могут гонять мяч по кругу с целью сбить друг друга с толку. Безусловно, это являлось нормой среди научного сообщества. Столь же несомненным было то, что подобный процесс имеет свои прелести на уровне скандала и сплетен. А когда речь идет об убийстве?..
Эплби понял, что разобрался со всеми лежащими на поверхности фактами. Теперь надо обратиться к фактам, не столь очевидным. Ведь именно они, как он хорошо знал, в конечном итоге оказывались решающими. Оставить на время без внимания некое мимолетное наблюдение, отвергнуть какую-то малозначащую деталь – вот что зачастую приводило к краху самого кропотливого расследования.
Свечной воск. Слотуайнер и свечи. «Пир мудрецов» вверх ногами. Сейф. Мантия Барочо. Декан, пытающийся упредить скандал вокруг колледжа и рассказывающий о давнем нервном срыве Хэвеленда. Кёртис, как бы невзначай, с помощью полунамеков убедившийся, что Эплби известно, что у Готта есть псевдоним Пентрейт… И, наконец, Кэмпбелл. Человек, забиравшийся очень высоко. Самое главное – влезавший на башню Святого Бальдреда. Женат, живет за пределами колледжа. Ключа не имел. Однако он этнолог, а значит, связан с группой Амплби. И хотя Эплби не верил в возможность того, что Кэмпбелл начнет штурмовать стены колледжа Святого Антония с альпенштоком в руке, его предположений было недостаточно. Скорее всего, Кэмпбелл не представляет опасности, однако надо держать его в поле зрения.
Эплби переключился с размышлений о деле на осмотр гостиной. Он обнаружил, что невидящим взглядом уставился на разношерстную подборку книг, стоявших на полке: «Избранное» Стабба, «Современная поэзия», «Сага о Форсайтах», «Последнее дело Трента»…
Инспектор резко повернулся и бегло осмотрел комнату. Чайник, «пансионерская» мантия, футбольная вратарская кепка, блестящий верх которой уже успел потускнеть от влажных испарений тумана, даже теперь окутывавшего дворики. Упершись коленом в подоконник, Эплби распахнул окно и выглянул наружу. Там царила мгла, промозглая и холодная. Но в комнате тоже было нежарко, и ему совсем не хотелось спать. Повинуясь какому-то минутному порыву, он выключил свет, на ощупь вылез наружу и мягко спрыгнул вниз. Из-под двери пробивалась полоска света и слышались приглушенные голоса. Взволнованные студенты, безусловно, обсуждали происшествие и внутри колледжа на законных основаниях взбадривались возлияниями, которых был лишен несчастный «патрульный» Готт. Однако к этому времени Готт должен был
