хотя Титлоу и не знал об этом, и теперь внимательно изучал ее. Гостиная может многое рассказать о своем хозяине, особенно если там масса книг. В отличие от Амплби и Эмпсона книги у Титлоу, как и у Дейтона-Кларка, располагались в низких шкафах, доходивших лишь до пояса. Однако они стояли в два ряда на широких полках, что создавало неизбежное неудобство, еще более усугублявшееся совершенно хаотичной расстановкой томов. На поверхности книжных шкафов красовались расставленные в полном беспорядке образцы древнего гончарного искусства. Они были самых разнообразных форм: изящные и обтекаемые, угловатые и строгие, с блестящей глазурью и тонкими трещинками, с текстурами, ласкавшими глаз, к которым так и хотелось прикоснуться. На одной из стен над «черепками» висела огромная схема каких-то обширных раскопок, где цветными мелками были помечены ежегодные этапы работ. Рядом с ней, скорее для работы, нежели для украшения, располагались несколько великолепных снимков тех же раскопок, сделанных при помощи аэрофотосъемки, с линиями и крестиками, нанесенными цинковыми белилами. Затем следовала великолепная мини-галерея, состоявшая из фотографий и репродукций, относившихся к одной области искусства. Точнее сказать, охватывавших одну область: доисторическую, первобытную и доэллинскую культуры, для большинства все еще остававшихся «археологией», но для некоторых уже сделавшихся «искусством». Все формы жизни с главенствовавшей фигурой человека, стилизованные таким образом, чтобы передать постоянство, твердость и вместе с тем отвлеченность. Это искусство народов, подсознательно боявшихся жизни. И прямо над ними, в нарочитом соседстве – средневековое искусство, презирающее жизнь. Прекрасная подборка, в центре которой красовалась большая немецкая гравюра «Пляска смерти». И, словно противостоя Средневековью и намеренно контрастируя с ним, с противоположной стены лучилась светом и теплом Возрождения репродукция «Спящей Венеры» Джорджоне.
На самом деле, как понял Эплби, Титлоу намеренно создал в комнате атмосферу некоторой хаотичности. В дополнение к навязчивому контрасту в гостиной располагались предметы, лишь усиливавшие дисгармонию. Например, игрушечная собачка, чем-то похожая на королеву Викторию, которая вряд ли почувствовала бы себя здесь уютно, и небольшое ядро. Одно из кресел было просто выдолблено из какого-то пористого камня. Однако взгляд Эплби дольше всего задержался на «Пляске смерти» и на «Спящей Венере». Затем он отхлебнул виски и, наконец, негромко обратился к Титлоу тем же загадочным тоном, каким тот говорил чуть ранее:
– Что за правду охраняют горы и есть ли ложь за их границей?
В наступившем молчании Титлоу задумчиво разглядывал полицейского, цитировавшего Монтеня. Потом он улыбнулся, и улыбка его была очаровательна.
– Неужели я не умею скрывать свои помыслы? – спросил он. – Высветить свои внутренние противоречия, развесить их по стенам в видимых образах – значит суметь критически посмотреть на себя со стороны. Вы понимаете?
– Порыв
