пролитой крови пьянеешь и чувствуешь себя на верху блаженства. Я тоже опьянел, и опьянел от крови. Но не той крови, пролитой мной самим. И я отнюдь не был на верху блаженства, нет.
Снова наступило молчание, казавшееся типичным в любом разговоре с этим блеклым, неподвижным и неуклюжим человеком. Однако в данном случае, несмотря на бессвязность им сказанного, оно было паузой, взятой для лихорадочных рассуждений, словно Поунолл сделал первый ход в сложном поединке интеллектов и полностью сосредоточился на оценке результата.
– На ковре была кровь. Вот здесь. – Поунолл встал, прошел почти на середину комнаты и показал ногой. – Немного, крохотная лужица, сантиметров пять… И наполовину свернувшаяся. Я взял промокашку. Помню, подумал еще, подойдет ли она. Впитает ли промокашка сворачивающуюся кровь. Она впитала, и осталось лишь пятно сантиметра в полтора. На черном оно было не заметно, только на светло-синем. Вон там. Тогда я взял тушь, черную тушь, и расширил узор. Это была чистая паника. Я боялся, что меня подставили. И этот панический страх возвращался. Всякий раз, когда я вчера смотрел на ковер, эта неровность, крохотная неровность узора словно била меня по глазам. Однако тушь на синем смотрелась хорошо, полностью совпадая с черным окрасом ковра. Страх не отпускал меня до тех пор, пока я ночью не прошелся по всему ковру, выравнивая узор. И только когда закончил дорисовку, то обнаружил, что появился запах. Однако с открытыми окнами…
Поунолл умолк. Казалось, он просто глубоко задумался. Теперь настала очередь Эплби говорить.
– Вы не могли бы излагать все чуть более связно и… не столь эмоционально?
В словах Эплби звучала убежденность, что волнение, с которым говорил Поунолл, напускное, что он просто играл роль. Однако полной уверенности в этом не было. Странное сочетание возбуждения и невозмутимости, с которым он столкнулся, сбивало его с толку. Теперь Поунолл просто согласился с просьбой инспектора.
– Да, конечно. – И после паузы, ставшей неотъемлемой частью их разговора, он продолжил: – На самом деле все началось со сна.
Инспектор Додд, если бы услышал подобные признания час назад, на этом месте, безусловно, проявил бы нетерпение. Эплби этого не сделал. Однако он вынул из кармана карандаш и блокнот, где быстро что-то записал. Это, похоже, вывело Поунолла из некоего оцепенения, и он начал свой более-менее связный рассказ:
– Я встаю очень рано и обычно выполняю почти всю свою работу до завтрака. Эту привычку я приобрел в жарких странах: я проводил много археологических раскопок в Египте и в Греции. В пять утра я уже на ногах, поэтому ложусь довольно рано. Позавчера вечером я вернулся из профессорской где-то в половине десятого. Почитал здесь минут двадцать. Потом набрал горячей воды из нагревателя в подвале, помылся и лег спать. Заснул я, наверное, до десяти пятнадцати: я люблю засыпать на четверть часа раньше этого, если могу.
Так вот, это началось, как я сказал, со сна. В студенчестве я занимался греблей, и мне приснилась река. Мы тренировались
