пальца. Добавь к этому щепотку деловых партнеров, главная цель которых – украсть у тебя твой несчастный последний фунт, и вот ты уже на полпути к полноте. Хочешь знать, как это работает? Да очень просто. Ты даже глазом не успеешь моргнуть, как начнешь подсознательно накапливать жировую прослойку – чтобы хоть как-то защититься от всей этой братии. Строить этакое эпидермальное буферное государство. Возводить клеточную стенку. А еще через какое-то время ты поймешь, что еда – это единственное развлечение на земле. Вот и все. Главное – чтоб были внешние источники для беспокойства. Когда беспокоиться не о чем, человек начинает грызть сам себя – оттого и худеет. И наоборот: чем более гадкие и противные люди вокруг тебя – тем скорее у тебя появится заветный жирок!
С этими словами толстяк, сопя и пошатываясь, вывалился из бара в темноту ночи.
– А ведь доктор Берли говорил мне примерно то же самое, – вслух произнес Харрис, – просто в другой форме. Он прав, мне надо ехать в Финикс, немедленно…
Дорога из Лос-Анджелеса в Финикс была настоящим испытанием: чтобы добраться туда, он должен был пересечь пустыню под палящими лучами солнца. Движение здесь почти отсутствовало, можно было проехать километры и не встретить ни одной машины. Пальцы Харриса судорожно елозили по рулю. Неважно, даст ему Крелдон из Финикса денег, чтоб открыть бизнес, или нет – в любом случае уехать и немного встряхнуться будет полезно.
Машина ползла по горячему коридору пустынного ветра. Один мистер Х. сидел внутри другого мистера Х. Но вспотели, кажется, оба. И обоим было несладко.
И вот, на каком-то повороте внутренний мистер Х. внезапно сжал внешнего, того, что из плоти, – и тот дернулся, выпустив на секунду из рук раскаленное колесо руля. Машина съехала с дороги и, нырнув в песок, перевернулась набок.
Наступила ночь, поднялся ветер, а дорога была все такой же пустынной и почти необитаемой. Несколько машин промчались мимо, ничего не заметив в темноте. Мистер Харрис долго лежал без сознания, но потом его разбудил порыв пустынного ветра. Песок крошечными иголками впился ему в щеки, и он открыл глаза.
Все утро глаза его бессмысленно блуждали каждый по своей орбите, а сам он в бреду вновь и вновь съезжал с дороги в кювет. В полдень он переполз в негустую тень от куста. Солнце вонзилось в него острым лезвием меча, проникая до самых костей. Стервятник уже кружил.
Пересохшие губы Харриса слабо приоткрылись.
– Значит, все? – всхлипнул он, глядя перед собой красными глазами. – Неважно как – сломаешь ты меня, выгонишь вон, заморишь голодом или жаждой, – в любом случае ты меня убьешь. – Сухая пыль лезла ему в рот, забивалась в щетину на щеках. – Солнце выпарит мою плоть, чтобы ты смог выглянуть из нее. Стервятники доедят меня на обед и на завтрак – и тогда ты будешь лежать тут один, похожий на выцветший ксилофон, и ухмыляться своей победной ухмылочкой. И стервятники будут играть на тебе свою странную птичью музыку. Все как ты хотел. Свобода.
Земля дрожала
