не завтра отправляемся…
– Ну, Мона! – сокрушенно вздыхает Эдвин, что должно означать согласие. – Смотри, чтобы потом не жалела. Кто знает, найдем ли мы это золото…
– Что будет, того не миновать, – философски замечает девушка. – Давай лучше прикинем, что нам необходимо для этой поездки.
Разговор молодых людей прерывает неожиданное появление на Набережной брата Моны – рослого на свои пятнадцать лет, по-юношески нескладного паренька в вытертых джинсах и черной футболке. Не обращая ни на кого внимания, он с независимым видом дефилирует вдоль парапета, затем возвращается и только теперь «случайно» замечает сестру и Эдвина.
– А-а, Мона! Вот ты где! – удивленно басит он хрипловатым ломающимся голосом. – А это кто с тобой? Ах, Эдвин… Привет, Эдвин! А я и не заметил вас сразу.
– Привет, Поль! Как жизнь молодая? – улыбается Эдвин.
– Да так себе, помаленьку, – по-взрослому солидно отвечает Поль. Несмотря на пробивающийся на верхней губе пушок и торчащие ежиком коротко остриженные волосы на голове, он разительно похож на сестру: те же широко посаженные глаза с открытым внимательным взглядом, тот же короткий прямой нос, те же полные, слегка припухшие губы.
– Признавайся, тебя дядя послал? – спрашивает напрямик Мона брата.
– Да нет… – мнется Поль. – А вообще-то – да… Он велел сказать тебе, чтобы ты шла домой. Тете надо что-то помочь…
– Поль, но ведь еще детское время! – с деланой укоризной восклицает Эдвин. – Ты бы имел совесть!
– Скажи об этом дяде, – кивает головой паренек в сторону дома с цифрой «1709» на фронтоне. – Кстати, он поручил еще мне посмотреть, с кем гуляет Мона. Не с тобой ли, случаем. Понял? Но вы не подумайте, что я скажу ему правду, – глухо бубнит Поль. – Я не доносчик!
– Поль, ты хороший парень! – без тени насмешки говорит Эдвин. – Мона сейчас придет.
Мы люди честные!
В Морионе за полночь – время, когда сон особенно крепок и сладок. Кажется, в такую позднюю пору вряд ли кто может появиться на улице. Тем более на такой глухой и отдаленной, как Речная, протянувшаяся вдоль тихой Сампы на южной окраине Мориона. Хотя прилагательное «вымершая» давно стало заезженным штампом, в данном случае без него никак не обойтись. Улица действительно кажется вымершей – на ней собаки и те спят, начисто забыв о своих собачьих обязанностях хоть изредка полаивать.
Вдобавок к этому вся улица погружена в непроглядную темень. Лишь одна лампочка светится над воротами торгового склада «Бижутерия и галантерея Р. Томаса». Да и та, будучи убранной под колпак из толстого стекла, едва освещает ведущие на территорию склада металлические ворота из толстых арматурных прутьев и пристроившуюся к ним сбоку крошечную сторожевую будку с окном во всю стену.
В будке, прислонясь спиной к стенке, задрав кверху голову и выставив острый кадык, спит, сидя на табурете, старик-сторож.
