ткрыла один глаз: мамин силуэт на фоне окна был окутан золотистым сиянием. Как сильно он изменился за последние две недели. Четыре месяца ничего не было, и вдруг – оп! – живот.
– Воскресенье же, – проворчала девочка. – Как говорит папа, могу я поспать до обеда в свой единственный выходной?
Мама рассмеялась. Подошла и села на край постели:
– Можешь. Но не сегодня… Звонила Оля из Питера – моя подруга, мы когда-то учились вместе. Так вот, они с Мариной, еще одной нашей подругой, решили поехать на юг. Вдвоем, как в старые добрые времена. Билеты взяли подешевле, с пересадкой… короче, я не вникала, но между поездами у них разрыв почти двадцать часов. И они напросились к нам в гости с ночевкой. Я не смогла отказать.
– И не надо, – Сашка откинула одеяло, спустила босые ноги на пол. – Пока папа в рейсе, пусть приезжают. Гости – это хорошо. И тебе веселее будет.
– Да уж, – хмыкнула мама. – Веселее… Маринка-то ладно, нормальная. А Олька – та еще курица: кудахчет без остановки, пока все новости не расскажет, не успокоится. А я… – она с грустной улыбкой оглядела себя, – я сейчас устаю от этого, Сань. Тяжело, все-таки не молоденькая.
– Брось, мам, – девочка потянулась и чмокнула ее в щеку. – Мы с тобой сильные и со всем справимся. А когда прибывает поезд?
На вокзал они приехали с опозданием: вечером автобусы ходили редко. Мама, конечно, расстроилась. Ольга успела трижды ей позвонить и сообщить, что они ждут на улице возле стоянки такси. Сашка немного злилась – маме нельзя волноваться! – но оправдывала незнакомую женщину тем, что она еще ничего не знает и беспокоится, не оставили ли их с подругой в чужом городе без крыши над головой. Глупая она, мама же обещала! Как можно не верить, если кто-то пообещал?
Тетя Оля топталась одна возле двух больших чемоданов. Невысокая, кудрявая, с простым, но добрым лицом. Увидев маму, ахнула и бросилась обниматься:
– Ленка! Ле-е-енка… сколько зим, сколько лет! И не изменилась почти! – Взгляд ее остановился на мамином животе: – Ну ты даешь… Поздравляю, однако! А это Санька твоя? Большая уже, невеста.
– Мне двенадцать, – сказала Саша. – До брачного возраста еще далеко.
– И умная, сразу видно. В тебя пошла, Лен. А сложением, похоже, в отца. Фигуристая будет, только смотрите, чтоб лишнего не набрала. Ой, – тетя Оля скорчила жалобную гримасу, – вы бы знали, девчонки, как я намучилась в поезде! Эти храпящие мужики со своими нестиранными носками…
– А где Марина? – спросила мама.
– В туалет побежала, – Ольга вытащила из кармана спортивных штанов телефон. – Уже полчаса ее нет, я стою тут, как дура, с вещами. Два раза набирала – молчит. Ну, бог любит троицу…
Автоответчик вновь сообщил, что абонент недоступен.
– У нас на вокзале легко заблудиться, – вздохнула мама. – Как она выглядит?
– Ой, прекрасно, мужики шеи сворачивают! А, ты про одежду? Джинсы, куртка синяя, конверсы красные. Сумочка через плечо, – с готовностью подсказала Ольга.
– Сань, – мама повернулась к Сашке, – сходи посмотри: блондинка, с короткой стрижкой, на вид лет тридцать пять…
– Да ты в своем уме?! – ужаснулась подруга. – На ночь глядя отправляешь ребенка по туалетам вокзальным рыскать! А вдруг там маньяки или педофилы? Давай лучше я.
– Ага, и тоже заблудитесь, – снисходительно усмехнулась Сашка. – Не переживайте, со мной ничего не случится. Я от насилия заговорённая.
– Не обращай внимания, Оль, – улыбнулась мама, глядя вслед убегающей дочери. – Это она так шутит.
Чутье обострилось примерно шагов за десять.
Кожа даже на икрах покрылась мурашками. Дыхание участилось.
Тонкие ноты французских духов смешались с привычным сортирным амбре и новым, густым сладковатым запахом.
Первая кабинка справа.
Блондинка лет тридцати пяти. Джинсы, куртка и сумочка.
Разбитый смартфон на полу.
Красные кеды.
И не только…
Сашка вернулась минут через десять. Хорошо, что на улице было темно и никто не увидел, как у нее подрагивают колени.
– Нашла Марину? – спросила мама.
Она кивнула. Спрятала ладони в карманы и беспечно ответила:
– Сейчас придет. Руки моет.
– Вот кого за смертью-то посылать! – в сердцах бросила Ольга. – Стойте тут, я поймаю такси.
– Все хорошо, Сань? – тихо спросила мама, заметив побледневшее лицо дочери.
– Конечно,
