Кузьмина, подрабатывал фото – корреспондент местной газеты, иногда писал туда и статьи, например обо мне. Так что если тренер определил тебя как "сизая кобыла", то в нетолерантные времена и в споры вступать не стоило, только поссоришься с хорошим человеком и получишь дополнительные эпитеты.
Меня он не обзывал, а просто систематически приводил конкретные факты из моей биографии, что тоже нормально тянуло на тренировку психологической устойчивости. С фактажным материалом ему помогал живший прямо возле моей школы будущий гроссмейстер Саша Шнейдер, который жаловался на то, что, я мешаю ему спать, маршируя под окнами в колонне юных барабанщиц – репетируя шествие к праздничному параду. Так что у Якова Абрамовича барабан за мной закрепился как личный герб навсегда.
Его наиизлюбленный вопрос: "Ты сейчас в каком классе учишься?" и на любой ответ автоматическая реплика: "Когда ты уже бросишь свою дурацкую школу!?" На жалобы о плохих бытовых условиях поселения на соревнованиях, он нам дежурный раз ведал, как скитался мальчишкой в войну по Харькову, жил в развалинах, спал, подложив под голову кирпич. Дальше обсуждение плохих кроватей, жёстких подушек, или не такой воды в кране затухало как дурацкое.
Короче, всё было весело, насыщено, и с учётом выиграл / проиграл, драматургия скуке места не давала.
Это я оформляю антураж для появления главного героя – Толика Бурлакова, который приехал на соревнования в Антрацит в качестве нет, не члена команды, а со старшим братом – Володей, который работал тренером.
К этому году я в шахматы играла прилично, закрепившись на несколько лет на уровне областных женских шахмат лидером, то есть настроение у меня во время турнира было весёлое.
И вот в наш уютный "спальник" в гости к девочкам из команды своего брата по вечерам стал приходить Толик и ещё пара пацанов с ним. По случаю отсутствия в помещении перегородок все скоро познакомились и до глубокой ночи Толик развлекал нас своими историями.
Как я уже объясняла, пацанов у нас было в три раза больше, чем девчонок, однако они тусовались совершенно отдельно, играли в свои настольные игры, я не знаю чем ещё занимались, но приходил к нам только Толик, один или на пару с кем ещё. Других пацанов в "женском" отсеке так не заседало, максимум зайдут, чтобы кого-то позвать.
Слушали Толика по желанию, кому хотелось. Сначала он базировался ближе к стенке, потом перемещался к середине, так что аудиторию последовательно завоевывал.
Когда становилось заметно поздно, то сотрудницы интерната приходили всех разгонять спать. И однажды осмотрев зал, разогнав Толину свиту, и глядя прямо на одиноко оставшегося у нас Толика, частично закутанного в одеяло, грозная сотрудница произнесла: "Ну, вроде остались все свои", и ушла. То есть его как постороннего на девчачей стороне она не определила, больше всех смешно было Толику.
Со временем я тоже стала слушать Толины рассказы. Часть его тогдашних историй запомнила, излагаю письменно, понимая, что вся словесная позолота при этом с них осыплется.
Итак,
