уверен, что мои зубы в полном порядке – и как насчет того, чтобы погалопировать. Лошадей пустили легким галопом, проверили, оценили, повторили, обсудили результаты. «Архангел, – сказала Этти, – будет готов к призам».
Когда я сказал ей, что собираюсь остаться сам в качестве временного тренера, она, похоже, испугалась.
– Но ты не сможешь.
– Спасибо за комплимент, Этти.
– Ну, я имею в виду… ты не знаешь лошадей. – Она остановилась и продолжила: – Ты почти никогда не ходишь на скачки. Тебя это никогда не интересовало, с детства. Ты плохо разбираешься в этом.
– Я справлюсь, – сказал я, – с твоей помощью.
Но ее это мало убедило, потому что она не была тщеславной и никогда не переоценивала собственные возможности. Она знала, что молодец. Но также знала, что в тренировках много такого, с чем ей не справиться на должном уровне. Такое критическое отношение к своему потенциалу было редкостью в «спорте королей», почти никто не был готов признать свои несовершенства. На трибунах всегда тысячи тех, кто знает все лучше.
– Кто будет делать заявки на участие в скачках? – сухо спросила она. По ее голосу было совершенно ясно, что я для этого не гожусь.
– Отец сам сможет делать, когда ему полегчает. У него будет много времени.
На это она кивнула с большим удовлетворением. Составление заявок на участие лошадей в подходящих для них скачках было важнейшим искусством в деле их обучения. Успех и престиж конюшни начинались с заполнения заявки на участие, где для каждой конкретной лошади определялась подходящая цель, которой полагалось быть не слишком высокой и не слишком низкой, а чтобы в самый раз. Успехи моего отца в основном базировались на том, как он решал, где и когда должна участвовать в скачках каждая лошадь.
Вокруг гарцевали двухлетние жеребцы. Один из них взбрыкнул и попал копытом в колено другого. Никто не успел вовремя среагировать, и второй жеребец захромал. Этти с каменным выражением лица отчитала обоих всадников, велела второму спешиться и отвести своего подопечного домой.
Парень шел в конце цепочки, а голова его жеребца опускалась при каждом шаге раненой ногой. Теперь колено распухнет, наполнится жидкостью и станет горячим, но, если повезет, через несколько дней все само собой пройдет. А если нет, то кому-то придется поставить в известность владельца. И этим кем-то буду я.
Короче, за одно утро три лошади: одна мертвая и две пострадавшие. Если так и дальше пойдет, то скоро толстяку не придется беспокоиться по поводу конюшни.
Когда мы вернулись, на подъездной дорожке стоял маленький полицейский автомобиль, а большой полицейский сидел в офисе в моем кресле и рассматривал свои ботинки. При моем появлении он решительно поднялся:
– Мистер Гриффон?
– Да.
Он без предисловий перешел к делу:
– К нам поступила жалоба, сэр, что сегодня утром одна из ваших лошадей сбила велосипедиста на Моултон-роуд. Также нам пожаловалась молодая женщина, что эта же лошадь подвергла опасности ее жизнь и жизнь ее детей.
Это
