style="font-size:15px;"> – Питер! Я же тебе говорила… – в отчаянии сказала Чарли. – Будешь попрошайничать, вообще ничего не получишь!
– На этот раз – почти ничего, – сказал я. – Мы были за много миль от всех приличных магазинов. Кстати, убери-ка свой велосипед с дорожки.
– Ну во-от! – протянул Питер. – Не успел приехать, уже ругаешься!
Он пошел за дом, даже спиной ухитряясь выражать протест.
Чарли рассмеялась:
– Я так рада, что ты вернулся!
– Я тоже.
– Пап, смотри! Смотри, чего я умею, пап!
Я послушно посмотрел, как Крис перекувырнулся вокруг мяча и вынырнул с торжествующей улыбкой, протирая глаза и ожидая похвалы.
– Здорово! – сказал я.
– Смотри еще, пап!
– Погоди минутку.
Мы с Чарли подошли к зонтику посмотреть на дочь. Пятилетняя девочка с каштановыми волосами, хорошенькая… Я присел рядом с матрасом и пощекотал ей животик. Она хихикнула и широко улыбнулась.
– Как она?
– Как обычно.
– Взять ее искупаться?
– Мы с ней уже купались утром… но ей очень нравится купаться. Так что, пожалуй, лишний раз не повредит.
Чарли присела на корточки.
– Папа вернулся, маленькая! – сказала она. Но для Либби, нашей младшей, слова почти ничего не значили. После десяти месяцев ее умственное развитие продвигалось черепашьим шагом. Трещина в черепе. Питер, которому тогда было пять лет, однажды взял ее из коляски, чтобы отнести в дом. Он хотел помочь. Чарли, которая как раз шла, чтобы забрать девочку, увидела, как Питер споткнулся и упал. И Либби ударилась головкой о каменную ступеньку террасы – это было еще на старой лондонской квартире. Ребенок был оглушен, но через пару часов доктора решили, что с ней все в порядке.
Недели три спустя девочку вдруг начало тошнить, а потом она тяжело заболела. Доктора сказали, что у основания черепа образовалась крохотная трещинка, через которую проникла инфекция, и у девочки начался менингит. Но девочка выжила. Мы были так рады, что не обратили внимания на осторожные, завуалированные предупреждения врачей: «Не стоит удивляться, если развитие ребенка несколько задержится…» Еще бы не задержаться – она же столько проболела! Но ведь она скоро оправится, не правда ли? И мы отмахнулись от уклончивых намеков и незнакомого выражения «замедленное развитие».
В течение следующего года мы узнали, что это значит. И перед лицом этого чудовищного несчастья узнали многое и о самих себе. До этого наш брак медленно катился к распаду, сотрясаемый благополучием и успехом. Но горе постепенно сплотило нас снова. Мы наконец-то осознали, что действительно важно, а на что можно наплевать.
Мы оставили шумиху, прихлебателей, тусовки и перебрались в деревню. В конце концов, оба мы были родом оттуда. «Так лучше для детей», – говорили мы, чувствуя, что так будет лучше и для нас.
Состояние Либби больше не вызывало у нас горя и ужаса. Это была просто часть жизни. Мы смирились с этим и приняли все как есть. Мальчики обращались с Либби
