затем Стонущая кость рассмеялась.
Когтистые лапы схватили меня за лодыжки, дернули, и я свалился с лап. Брыкаясь, я рухнул под воду. Что-то еще схватило меня за запястье, и передо мной появилось бледное, сморщенное лицо. Старейшина Риву, раздувшийся за три месяца под водой, оскалился, глядя на меня. Я попытался закричать, но лишь начал захлебываться водой.
Половинки Стонущей кости горели в моих лапах. «На протяжении многих поколений твой караван отдавал своих усопших мне». Я услышал в своей голове голос, такой же ясный, как небо после грозы. Голос был тот же, что я слышал, когда взял кость из сундука всего несколько часов – целую вечность – назад. «Они исполняли свой долг – я знаю, насколько он тягостен. Взамен я даровала их духам покой. Я находила их последнее пристанище. Тысячи вульпера шли за моим плачем, но ты оставил своего старейшину и бросил его в эту реку, где его телу никогда не суждено обрести покой и где ему придется в одиночку бороться с течением».
Еще чьи-то пальцы ухватили меня за лапу, и разбитое тело Сия вцепилось в меня. Они утаскивали меня все глубже под воду. Я пытался бороться, но они были невероятно сильны. Пока я брыкался, мои легкие горели от нехватки воздуха, и я слабел. «Я должен умереть не здесь», – отчаянно подумал я, глядя вниз, на разбитое лицо кузена. Его глаза были пусты.
«Разве нет? Я уже оплакала тебя в ту первую ночь», – прошептала Стонущая кость. Я увидел себя и Сия, как мы бросаем старейшину Риву в воду и как воет Стонущая кость. «А теперь ты пришел за мной сюда, к своему последнему пристанищу».
Риву и Сий вместе потащили меня вниз. Я опускался в реку все глубже и глубже, пока вода не стала ледяной и последние звезды не погасли.
Впрочем, вы ведь уже тысячу раз слышали эту историю, верно? О двух непослушных лисятах, пренебрегших своим долгом и сломавших Стонущую кость; и о проклятии, которое преследовало их до самой смерти.
Но кое о чем ваши родители вам не расскажут.
Через год после моей смерти мои кости выбросило на берег у входа в каньон. Мои родители нашли их и принесли обратно к каравану. Они забрали и кости Сия, точнее, те из них, что смогли найти – его останки истерлись о камни и развалились на части. Они принесли меня старейшине Кулен, и она вырезала на мне то страшное, знакомое стихотворение.
Теперь, когда кто-нибудь умирает, я веду караван через пески. Я чувствую зов пустыни, и я плачу, и стенаю, и кричу. Никто не слышит меня, пока мы не находим место, где мертвые могут упокоиться.
Но я слышу все.
Я слышу, как ты устал скитаться с телом твоей бабушки. Ты уже провел много недель в пути, но конца все не видно, и караван начинает терять терпение. Ты совсем не чувствуешь, как я шевелюсь в твоих лапах. А я слышу досаду в твоем голосе, когда ты вопрошаешь, долго ли это будет продолжаться. И я слышал, как ты говорил Энне о том, что можно просто спрятать твою бабушку в неглубокой могиле под скалами.
Да, это просто. Но на твоем месте я бы поостерегся. Если вздумаешь валять
