лишь у немногих есть документы и часы, – возразила молодая женщина, сидевшая рядом. – Выходцы из других эпох обычно не имеют ни того ни другого.
На ней была юбка в цветочек, которую она нервно комкала.
– Неужели депортации в самом деле начнутся четвертого июля? – прерывающимся голосом спросила дама постарше.
София отвернулась от них и стала смотреть на мелькающие дома. На каждом углу виднелись громадные часы Нового Запада с циферблатами, разделенными на двадцать секторов. Они крепились на фонарных столбах, красовались на каждом фасаде, взирали на город с высоты бесчисленных монументов. В силуэте города доминировали величественные колокольни. Когда они начинали звонить, в центре Бостона вполне можно было оглохнуть.
Помимо этого, каждый гражданин Нового Запада держал при себе часы, воспроизводившие движение громадных стрелок в миниатюре. На каждом карманном устройстве с точностью до секунды был отмечен момент рождения его владельца, напоминая о быстротечной жизни. София нередко брала в руку гладкий металлический диск, не зря именовавшийся жизнечасами. Мерное тиканье успокаивало, вселяло уверенность – точно так же, как ободряющее звяканье и бой всех общественных часов города. Теперь Софии казалось, что стрелки хронометра, всегда служившего ей в некотором роде якорем, ведут обратный отсчет. До пугающего финала оставалось немного: четвертое июля наступит всего лишь через три недели. В этот день границы будут закрыты. И двое самых дорогих на свете людей, у которых нет необходимых документов, останутся по ту сторону навсегда…
Своего отца, Бронсона Тимса, София едва помнила. Как, впрочем, и мать – Вильгельмину Элли. Они отправились в экспедицию и пропали, когда ей исполнилось три года. Ее память хранила одно драгоценное воспоминание, да и то выцвело, стало прозрачным и призрачным: вот они идут рядом с ней и держат ее за руки. Их смеющиеся лица видятся ей как будто издали, они сияют нежностью. «Лети, София, лети!» – восклицают родители, и она вдруг взмывает над землей. И заливается неудержимым смехом, который вплетается в звонкий хохот матери и басовитый голос отца…
И все. Больше от них ничего не осталось.
Вильгельмина – Минна, если коротко, – с Бронсоном были первоклассными исследователями. До рождения дочери они путешествовали на юг, в Пустоши, на север, где изучали Доисторические Снега, добирались даже до Сокровенных империй на востоке. Они планировали в дальнейшем брать с собой Софию, когда она подрастет… Случилось так, что срочное письмо от коллеги, углубившегося в Папские государства, заставило их уехать раньше намеченного срока. Некоторое время они раздумывали, не взять ли с собой дочь…
Именно Шадрак уговорил свою сестру и ее мужа оставить Софию у него. Письмо содержало намеки на непредсказуемые опасности, к которым даже он не мог их подготовить. И если уж сам Шадрак Элли, доктор исторических наук и мастер-картолог, не ручался, что путь
