проективная эмпатия в том, что касается решения проблемы отчужденного отношения к Другому, не может помочь нам в создании нового письма и нового вида литературы. Есть ли другой выход?
Аалтола[6] предлагает воплощенную (embodied) эмпатию в качестве альтернативы проекционной эмпатии и по-новому задает нагелевский вопрос: каково это – быть животным? Каково это – обладать уникальными способностями ящериц и китов? Летать, плавать, бегать, жить в стае, хотеть, иметь намерение, чувствовать, думать и ощущать себя нечеловеческим существом? Что значит быть этим конкретным животным с его/ее воспоминаниями о прошлом и как оно понимает собственное состояние и среду, в которой находится?
Животные (не являющиеся человеком), по мнению Аалтолы, действительно пытаются говорить с нами: они сообщают нам о собственном состоянии, они коммуницируют с нами через язык телесности и проявляют таким образом свою субъектность. Другие – доступные существа, постоянно выражающие свое мышление с помощью жестов, движений, тона голоса и т. д. Наша субъектность постоянно проявляется через наши тела. Нам надо лишь обращать внимание на поведение Другого, при этом принимая во внимание, что полностью «нейтральный» доступ к личности другого существа невозможен. Другой может быть доступным для коммуникации, но сам всегда сохраняет непрозрачность. И это осознание разницы между мной и Другим, готовность принять дистанцию между мной и Другим, несмотря на все попытки сближения, – залог того, что Другой не будет поглощен моей субъектностью, не исчезнет под светом медицинского светильника, который я на него направляю.
Аалтола также приводит в пример феноменологическую исследовательницу Штейн, которая предлагает следующую стратегию по применению воплощенной эмпатии. Она советует сосредоточиться именно на различии между мной и другим существом, чтобы эмпатия не превратилась в состояние эмоционального заражения (contagion). Эмпатия – это постоянное движение, происходящее между мной и Другим. Сначала я пытаюсь понять Другого, затем я возвращаюсь к взгляду из собственной перспективы, потом снова пытаюсь получить доступ к сознанию Другого. Чередуя таким образом перспективы, каждый из нас остается самим собой и в собственных границах, а между нами образуется интерсубъективная связь. Последствием этой связи оказывается реструктуризация и реконфигурация эмпатирующего субъекта, который постоянно отзывается на соматическое поведение другого существа. Иными словами, мы оба воздействуем на ментальные миры друг друга через наше телесное взаимодействие, при этом оставаясь отдельными, суверенными субъектами.
Как изменит литературу воплощенная эмпатия? Ведь речь пойдет не только о том, что в ней должны появиться новые персонажи и герои, но и о том, что измениться должны сам язык и способ описания мира. Если мое сознание изменяется под действием интерсубъективной коммуникации с другим сознанием и если эта связь – связь равных
Aaltola E. Varieties of Empathy: Moral Psychology and Animal Ethics. London, New York: Rowman & Littlefield Publishers, 2018.
