авильнее будет сказать – единоутробные. Отцов своих мы даже на фотографиях не видели. В детстве наивно верили, что Вовкин отец действительно был лётчиком, а мой моряком, и что оба они героически погибли, исполняя долг перед Родиной.
Мать посадили, дали десятку за разбой, лишив родительских прав. Мне тогда было десять, в четвёртом классе на второй год остался. Сначала нас определили в детский приёмник, а вскоре перевели в костромской детский дом. Через четыре года мать умерла на зоне от туберкулёза.
Смутно помню отрочество. Мы и раньше-то никогда сытыми не были, судьба не баловала. Со временем как-то прижились в этой новой жизни. Брат всегда заступался за меня, в обиду не давал. Природа в наследство от отца подарила ему эндоморфное строение тела – широкую кость, как в народе говорят. Мой же отец-моряк подарил мне натуру под народным названием – хоть соплёй перешиби. Первую сидку по малолетке Вовка получил из-за меня. Заступаясь, порезал одного хмыря и подсел на три года.
После детдома он забрал меня к себе, в Москву, где работал матросом на дебаркадере. Не виделись больше двух лет. За это время братан как-то умудрился заиметь свою однокомнатку в малосемейке.
Даже не представлял, что можно жить в раю – делать, чего хочется, идти, куда вздумается, вставать и ложиться спать, когда собственная лень подскажет. Брательник выдавал мне на карманные расходы, но я и без хрустов с великим удовольствием блондил по ГУМам и ЦУМам с выпученными глазами, никогда в жизни не имевший таких экзотических предметов первой необходимости, как наручные котлы, лопатники из натуральной кожи, золотые или серебряные белуги-портсигары и прочее. Даже подстаканника никогда раньше не видывал. Вынул из него стакан, сидя как-то в кафе, и через дырку в дне рассматривал людей как в монокль.
Помню, как-то осенью Вован запихал меня на курсы машинистов электропоезда при центре метрополитена. Хотел до мужика унизить, да не получилось. Уже через месяц меня оттуда сделали пинком под зад, уличив в воровстве дамской сумочки и дали год. Не успел выйти я, как снова сел мой Вовка по примерно такой же статье. Так и жили – то он, то я. Встретились, короче, когда мне уже сороковник по башке трахнул.
После очередной отсидки Вовик опять приютил у себя, но уже в Балахне, районном городке Нижегородской области, где за какие-то три года жизни на воле исхитрился купить на окраине небольшой частный домик с участком, с банькой, даже с газом, водопроводом и центральным отоплением. Заимел старенький «Жигулёнок» с пристроенным металлическим гаражом перед домом. Официально нигде не работал, жил на то, что скупал в местной рыбартели по дешёвке свежую рыбёшку, солил её, вялил, крупного леща ещё и коптил, и всё оптом сдавал в пивные ларьки в Нижнем.
Пьянствовали до одури, обмывая мою свободу. Брательник, чтобы я смог быстрее адаптироваться к полноценной жизни, откуда-то даже притащил в дом пару местных «сыроежек», с которыми мы не хило поизвращались в баньке.
– Всё, хорэ развлекаться, – заявил брат через неделю, – пора дела делать…
***
«Жигулёнок» припарковали во дворе, на въезде в Нижний. В машине переоделись, нарядившись под седых стариков. Пешком дошли до остановки, где сели в маршрутку и доехали до Дворца Спорта.
– Вот эта девятиэтажка. Так… без пятнадцати девять, скоро его любимая программа «Время» начнётся. Уходить будем чердаком через последний подъезд, – объявил братан. – Ключи к замку на крышке люка этого подъезда я ещё две недели назад подобрал, а на последнем подъезде крышки на чердак вообще нет.
Он резко дёрнул за ручку входной железной двери подъезда, оторвав её от электромагнита домофона, и мы пешком тихонько поднялись на четвёртый этаж.
– Вот его квартира. Выкрути лампочку, чтобы на лестничной клетке темно было, – командовал брат, – а я сейчас на электрощите выключу его автоматы защиты. Как только вылезет, а он вылезет обязательно… захочет убедиться, что только его автоматы выбило, я воткну ему в шею шокер и быстро войду в квартиру, чтобы вырубить его бабу. Они вдвоём с женой здесь живут. Ты берёшь его за подмышки и затаскиваешь волоком в квартиру. Только тихо, чтобы соседи не вылупились. Свяжем, а потом я схожу, снова автоматы врублю. Не в темноте же шарахаться…
***
В зале со связанными за спинками стульев руками, с заклеенными скотчем ртами, сидели хозяева. Вован прибавил громкость телевизора. Пока пленники не пришли в себя, мы шмонали хату. Кроме пятнадцати штук, найденных в лопатнике фраера и мелочи в сумочке его Пенелопы, ничего не нашли.
– Ну что, гнида, очухался? Жить, наверное, хочешь, контрацептив штопаный? – тихо, прямо в ухо хозяину проговорил Вовка. – Сейчас я отклею тебе хлебало, и ты тихо, без кипеша, скажешь, где хранишь деньги, мразь. Если вздумаешь сказать, что денег в доме нет – сразу замочу обоих. Если их действительно здесь нет, вы тем более оба сдохнете.
