дефицита приходится использовать более доступные варианты.
Его тяжёлый взгляд выудил меня из общей массы студентов и словно поймал на крючок. Слегка кивнув, он улыбнулся незаметной улыбкой, которая была понятна только мне.
– Да, вы тоже садитесь, – бросил будто бы между прочим. Одногруппники, не успевшие занять места, покорно подчинились – как в зале суда. Через несколько мгновений и я, наконец, заставила негнущиеся ноги согнуться и опустилась за парту у двери – словно собиралась, едва вчерашний убийца отвернётся, бежать.
– Итак, – когда все расселись, музыкант невозмутимо откинулся на спинку своего кресла, крутя в руках красную ручку, – я тот самый препод по истории искусств. По новому, бесполезному предмету, который вам всем придётся волею судьбы в совершенстве освоить. Меня зовут Лев Станиславович Чернов.
Молчание наконец нарушилось, по аудитории поплыл шумок.
– Если у вас уже появились вопросы, задавайте вслух.
– А правда, что вы профессор? – пискнул вдруг кто-то.
– С чего вы взяли? – он обвёл взглядом зал и в два счёта определил говорившего. Музыкальный слух, наверное.
– Так в нашем расписании написано, – с опаской пояснила девчонка из группы «М». – Под вашей фамилией.
– Иван Иванович мне льстит, – холодно хмыкнул препод. – Ещё вопросы?
Все снова замолкли. В полной тишине шелестнули страницы журнала:
– Что ж, тогда давайте знакомиться с вами. Какой у нас тут состав?.. – его указательный палец с тяжёлым перстнем-пентаграммой проскользил по списку студентов. – Ого, целых пять фениксов на потоке. Примите мои соболезнования. Кто-то из пернатых знает, сколько у него спиралей ДНК? Анисимов?
– Шесть.
– Богданова?
– Четыре.
– Егоров?
– Семь.
– Карпова?
– Три.
– А у меня девять! – с гордостью выкрикнул Яшка, вскочив.
– Сыроежкин, сядь, тебя не спрашивали. Так, Антипова, ну а ты?
– Я… – поднявшись, я осеклась. Голос звучал тихо – вот-вот совсем сойдёт на нет.
О чём они вообще?! Какие ещё спирали? И почему так много? Разве у человека их не должно быть две?..
– Я не знаю, – выдавила я.
– У тебя… – на пару секунд он замер. Остекленевшие, неподвижные угольные глаза прожгли меня насквозь. Внутри тут же стало так холодно и некомфортно – будто я вернулась домой, куда в моё отсутствие залезли воры, распотрошили и перевернули вверх дном всё, что было так бережно и старательно расставлено по полочкам и шкафчикам, а потом удрали через окно, оставив его открытым. Я аж поёжилась.
Закончив копаться во мне, Чёрнов вздёрнул бровь и со вздохом заключил:
– У тебя все двенадцать.
В аудитории присвистнули.
– Вдвойне вам соболезную.
