говорю, он болел, Лев Станиславович. Черепно-мозговая травма в детстве и как следствие – бессонница. А после смерти отца у него открылся необычный дар, он начал видеть духов. Кажется, пытался убежать от своих видений в монастырь, но это не принесло ему спокойствия…
– Уже интереснее. Продолжай.
– Я сказал всё, что почувствовал. Извините.
– Композитор умел выходить сознанием из тела и общался с сущностями из нижнего астрала, – пришла ему на выручку девочка из группы «У». – Его считали бесноватым.
– Лярвы и черти посещали его даже в годы затворничества в монастыре, – подключилась её соседка.
– Он не является автором произведения, которое ему приписывают, – сверкнули жёлтым глаза ещё одного змея.
Не желая следом за магами всем скопом получить двойки, ребята начали «вытягивать» друг друга, по крупицам собирая сквозь время и пространство нужную информацию.
– И кто же настоящий автор? – практически с издёвкой переспросил Чернов. В ответ честная компания только развела руками. – Ладно, садись, Сыроежкин, три. Остальным ничего не ставлю, так как подтвердить или опровергнуть данные гипотезы, пользуясь историческими источниками, не представляется возможным.
Ребята с облегчением выдохнули. Кто-то стёк по спинке стула, кто-то размял затёкшие плечи, кто-то положил в рот мятную конфету.
– Антипова, теперь ты. Удиви нас.
Колени слегка подрагивали. Хотелось спрятаться, воздуха не хватало. Порыв ветра снова подхватил меня, и я действительно спряталась – там, далеко-далеко, высоко-высоко над пахнущими влагой деревьями. Как хорошо было бы на самом деле улететь сейчас отсюда подальше!
Картинка расщепилась. Я видела два места одновременно и второе из них начала описывать безэмоциональным, глухим голосом:
– Старая железная дорога рассекает напополам густой лес. Изгибается, виляет между высокими тёмно-зелёными елями и соснами, которым нет конца и края. Мелькают потрескавшиеся, мокрые деревянные шпалы. Несмотря на сильный ливень и шквалистый ветер, поезд несётся так быстро, как может, пока его не останавливает поваленное ураганом дерево…
Чернов вздёрнул бровь. Потом, нахмурившись, стал тереть подбородок.
– Где-то далеко шумит крупный город, а рядом с ним разливается большое чистое озеро – как настоящее море. Но я не там. Я лечу над тёмными густыми лесами, кроме которых ничего не видно, а если расширить обзор выше и вправо, то дальше, за лесом, начнутся горы, и у подножья раскинется маленькая неприметная деревенька на десять домиков. Сейчас их десять, один старый деревянный и девять кирпичных, но когда-то было в два раза больше, а позже – всего один-единственный. Остальные разрушила буря… – я прервалась и добавила неуверенно. – Мне продолжать?
– Да, – выдохнул Чернов. – То есть, нет. Спасибо, Антипова, этого достаточно. Садись. Четыре.
– А почему не пять? – вклинился Яшка.
– Я могу нарисовать карту! – воскликнула я, вернувшись
