блюда.
– И еще скажу, – продолжил Сурмилов. – Знатно мы Швеции нос натянули. Земли, Петром I у нее отвоеванные, есть русские, законные, наши. И что дипломаты их удумали, а наши чуть было им не спустили? Шведы сказали, мол, ладно, мы простим России ее завоевания, если она уплатит наш долг Голландии. Каково – а? Вот тебе и Ништадтский мир!
Разговоры об уплате долга за Швецию действительно велись несколько лет назад, но, во-первых, к этому никто в русском кабинете серьезно не относился, а во-вторых, разговоры эти были секретными. Откуда узнал об этом господин Сурмилов, это на его совести, но зачем говорить об этом вслух? Дамы вдруг защебетали, зажеманничали, мол, ах, как сложны все эти разговоры, да зачем об этом судачить в дамском обществе. Супруга посланника, басистая Мария Петровна, вдруг сказала доверительно:
– Я бы тоже могла рассказать, как грузди солить, чтобы они хрусткие были, да не всем это интересно.
Все рассмеялись, каждый понимал, что графиня Головкина, умная женщина, вытащила разговор из опасной трясины, и мысленно благодарили ее за находчивость.
Матвея не интересовала застольная болтовня. Мало ли он здесь слышал умных и глупых разговоров? Одно ему было интересно – наблюдать за папенькой своей избранницы. Эк перед ним все стелются! Что он ни брякни – слушают, как ни поверни разговор – поддакивают. И про Левенвольде съели! Другому бы прилюдно скандал закатили, а тут… тю-тю-тю, и дальше поехали. А чадо единоутробное – возлюбленная моя – не в папеньку, тиха. А уж хлеба-то вокруг себя накрошила! Переживает… Может, это моя недавняя речь за живое ее задела?
Разговор с папенькой Сурмиловым с предложением руки и сердца Матвей решил не откладывать в долгий ящик… Завтра или послезавтра, в крайнем случае в конце недели. Матвей был уверен в благоприятном исходе для себя этого разговора не только потому, что считался любимцем русского общества в Париже (да и у французов пользовался успехом), а потому, что невеста была с изъяном.
Князь Матвей Козловский принадлежал к одной из лучших семей России, и не его вина, что в двадцать два года он торчал вдали от отечества и без гроша в кармане. Совсем без гроша – это, пожалуй, сильно сказано, жалованье при русском представительстве он получал, но оно было столь ничтожно, что вслух о нем говорить просто неприлично.
Виной Матвеевой бедности был введенный императором Петром I закон о майорате. Петр I решил, следуя примеру англичан, не дробить по наследникам отцовские земли и капитал. По закону о майорате все наследовал старший сын. Прочие же дети должны были искать себе денег и пропитание службой или торгами. Что касается дочерей, то закон этот возбранял выдавать им приличное приданое деревнями и капиталом. Коли любишь – бери жену бесприданную. Если ты богат, то и жена будет богата. А если беден? Вот так-то…
Можно ли придумать более бесчеловечный закон? Умные люди говорят,
