style="font-size:15px;"> Однако я отвлекся.
Отвлекся, хотя Свечин и учил меня в детстве: «Когда что-то рассказываешь, крепко держи, не выпускай и не теряй главную нить». Я же захлебывался от восторга, что он меня слушает, часто сбивался, забывал, с чего начал, и гнул (заплывал) явно не туда. Словом, безнадежно терял эту самую нить. Свечин же утонченно-брезгливым жестом фокусника поднимал ее с пола (на полу вечно валялись обрывки каких-то ниток, поскольку дед имел привычку сам пришивать себе пуговицы) и вручал мне, заставляя все начать сызнова.
Вот и сейчас – потерял, хотя мне осталось кое-что рассказать о главных идеях деда и привести его краткие анкетные данные. Не биографические, а именно анкетные, поскольку социализм – это не столько биография, сколько анкета, деду же выпало жить при социализме.
Дед не зря отказывался называть себя зачинателем: в своих разработках он наследовал Свечину, развивая его идеи измора противника и войны на истощение. Но при этом привносил в теорию измора и нечто свое. Сам называл свою находку взаимообратимой или амбивалентной монадой, имея в виду под монадой дивизию как основное тактическое соединение войск. Замечу, что немцы, пристально следившие за творчеством деда, идею амбивалентной монады у него заимствовали (так же, как у Триандафиллова украли идею блицкрига) и использовали ее в 1941 году.
Приходилось лишь удивляться, как быстро они переходили от наступления к обороне, как мгновенно перестраивались при наступлении наших войск, зарывались в землю, обрастали окопами и траншеями, а затем от обороны снова переходили в наступление. Наши-то все перли в наступление, тысячами укладывали бойцов и гнали на пулеметы новые тысячи. Ведь в тридцатые годы был выброшен лозунг, что траншейная система Первой мировой войны себя изжила. Дескать, ни окопы, ни траншеи революционному бойцу не нужны. Некогда ему в них отсиживаться. Его задача – наступать со штыком наперевес.
Немцы же из своих окопов расстреливали революционных бойцов в упор. Расстреливали, как Анка-пулеметчица – белых в фильме о Чапаеве. Вот она, дедовская монада в действии! Сколько жизней могла бы она нам сберечь! И уж, во всяком случае, немцев к Москве не пустила бы и Ленинград от блокады спасла…
Впрочем, дед, как правило, воздерживался от употребления термина «монада» в своих работах, как слишком заумного и отдававшего идеалистической философией. Вместо этого он писал о мобильной перестройке от наступления к обороне и от обороны к наступлению. Он стремился сблизить эти два вида боевых действий, подчеркивая, что в обороне должен скрываться зародыш наступления (сокрушения – в терминах тех времен), а в наступлении – зародыш обороны.
Он писал об этом книгу, но до своего ареста не успел ее завершить, а после освобождения здоровье было настолько подорвано, что какая уж тут книга. Поэтому сохранилась лишь тетрадь с набросками, доставшаяся мне, причем доставшаяся не совсем обычным образом, о коем я еще расскажу. А сейчас лишь бегло замечу, дабы отчасти удовлетворить любопытство
