у меня что-то разболелась голова. – Елизавета Ксаверьевна всегда знала, когда муж хочет уйти. – Поедем домой. Мне кажется, французская труппа исполняла оперу лучше.
В воскресенье, когда все порядочные люди ходят в церковь, а потом бездельничают, Александр Христофорович Бенкендорф отправился в библиотеку штаба гвардейского корпуса. Не то чтобы им овладела страсть к чтению. Ему надо было подумать. Дома же поминутно приставали дочки, редко видевшие отца и повисавшие на нем при первой возможности. В собственном кабинете даже в светлый праздник генерала могли найти и нагрузить делами. Следовало сокрыться от глаз и обмозговать увиденное. Дуэль Орлова с Луниным не шла из головы.
Почему Мишель не только не вступился за брата, но и благодарил тезку? Для чего понадобилось публичное унижение командира бригады? Как теперь Орлов станет служить? Неужели подаст в отставку? Этого еще не хватало!
– Ваше высокопревосходительство.
Александр Христофорович вздрогнул и поднял глаза. Возле его стола стоял библиотекарь гвардейского штаба Грибовский, неприметный молодой человек, никогда не позволявший себе дерзости напрямую обращаться к вышестоящим. Бенкендорф знал его пару лет и считал, умным, скромным и исполнительным офицером. Недавно он сам подтолкнул карьеру Грибовского, назначив правителем канцелярии комитета раненых. Парень – доктор права Харьковского университета, а ходу наверх никакого! Многие тогда роптали: Грибовский опубликовал книгу о юридических аспектах крестьянской реформы. Но Бенкендорф плевать хотел на злопыхателей. Надоели тупицы!
Сейчас библиотекарь был бледен и мял в руках большой пакет из коричневатой грубой бумаги.
– Не имея возможности лично передать донесение на высочайшее имя, – с легким заиканием сказал он, – я осмелился нижайше просить вас, как особу часто встречающую государя, принять на себя этот труд.
– Не так уж и часто, – протянул Бенкендорф, испытующе глядя в глаза Грибовского. – А вам известно, Михаил Константинович, что подавать донесения следует, не нарушая субординации? Сначала мне, от меня Васильчикову и только потом императору?
Грибовский смешался.
– Дело имеет такую важность… – промямлил он. – Умоляю, ваше высокопревосходительство, не сочтите за оскорбление чина. Моя служба протекает у вас на глазах. Припомните, провинился ли я хоть раз? Был ли замечен в дурных поступках?
– Ну, хорошо, – смягчился Бенкендорф. – Что это? – Он постучал пальцем по пакету.
– Донос, – честно признался библиотекарь.
– На кого? – опешил генерал.
– На злоумышленников.
Оба несколько мгновений в упор смотрели друг на друга.
– Позволите полюбопытствовать? – выдавил из себя Бенкендорф.
На лице Грибовского выразилась мука. Он не знал, может ли доверить сведения такой секретности даже начальнику
