врач. – Он же бомбу на себе носит, а вдруг ущемление? – он же помрет!
Но Любовь Николаевна все равно не сдалась, Максим натянул свои штаны, и они пошли домой.
Военно-медицинская комиссия признала Максима негодным к службе в армии из-за распространенного псориаза. Ему торжественно объявили, что служить в мирное время он не будет (это прозвучало музыкой в его ушах), и выдали Максиму военный билет. Вскоре, однако, где-то наверху кому-то пришла гениальная идея брать призывников с псориазом в армию, – дескать, нечего им из-за такой ерунды сачковать, – и периодически Максиму приносили повестки из военкомата на переосвидетельствование. Посылали какого-нибудь парня, только что прошедшего медкомиссию, с повесткой к Максиму на дом, Максим иногда сам открывал дверь и на вопрос, есть ли Максим Петренко дома, отвечал, что тот уехал далеко на север и неизвестно когда вернется. Призывникам это было «по барабану», и они, отдав повестку Максиму, уходили с сознанием выполненного долга. А Максим тут же шел к мусорному ведру и бросал повестки туда. И не столько самой армии боялся Максим, как того, что могли бы отправить его в какие-нибудь ракетные войска, а потом уж точно не дадут выехать из страны по причине секретности. Вечно ОВИР выдумает свои причины для отказа, а тут и придумывать им ничего не надо будет.
В эти выходные Максиму надо было работать, писать плакаты для одного завода. На самом деле выходные были у нормально работающей публики, а у Максима работа была не нормированная, работал он, когда были заказы, а они были, к счастью, почти всегда. Вот и теперь ему надо было поспеть к сроку со всем этим кормящим его бредом. По всей комнате у него были разложены планшеты с натянутой бумагой, и он валиком покрывал их гуашью, затем по трафарету наносил необходимые советские символики, а затем плакатным пером писал никем никогда не читаемые социалистические обязательства и прочую галиматью.
В прихожей ржаво пискнул звонок, и Максим пошел открывать. Это оказался Сеня, друг Макса еще по институту.
«Вечно этот Сенька припрется не вовремя, – подумал Максим, – мне работать надо, а он, наверное, бутылку припер».
– Привет, старик! – поприветствовал Максима Сеня. – У тебя на закус чего-нибудь найдется? Я тут бутылку испанского притащил.
И он вытянул пузатенькую бутыль из своей сумки.
– Да мне работать надо, может, в другой раз? – робко попытался возразить Максим.
– Ну ты чего, старик, выпьем немного, и опять будешь работать, давай тащи закусончик…
Максим обреченно вздохнул, открыл холодильник и вытащил оттуда остатки колбасы и сыра. Сеня достал из шкафа стаканы и расположил их на журнальном столике.
– Ну, поехали! – сказал он.
Разговор как-то не клеился, Максим был не в настроении, а Сеня все пытался расшевелить его своими шутками, но они выходили какими-то корявыми и не смешными. Промаявшись так с часок, Сеня собрался уходить,
