Кажется, я не доживу до премьеры… Может быть, «Лохань» вернет меня к жизни? Кажется, раз десять ее видел, а смеюсь, как мальчишка!
– Близко ли к сцене ваша ложа? – заинтересованно спросил Анри. Идея показалась удачной: пусть он и не разглядит в подробностях лиц, зато голос уж точно дойдет до его ушей в первозданном виде, без помех!
– Да чуть ли над сценой нависает. Пойдемте, сейчас начнет собираться публика. Вы же знаете: в партере вечная давка, всякий норовит ткнуть тебя локтем в печенку. И воровство! Нарочно учат детишек, чтобы они ползали между ногами у кавалеров и срезали кружева со штанов. Ловить бесполезно!
– Охотно принимаю приглашение, – немного поспешно ответил де Голль. Он прекрасно изучил нравы «Бургундского отеля» за последние полгода посещений театра.
– Между прочим, – заговорщицки понизив голос, заговорил Ротру, едва они расположились в ложе, – мэтр Бельроз отказался в этом сезоне ставить «Лохань»! Так что сегодня будем смотреть, можно сказать, кота в мешке.
– Как же так?! – почти искренне посетовал Анри. Он отчаянно пытался устроиться в неудобном кресле с прямой деревянной спинкой. И какой дурак придумал, что кресло удобнее стула? Разве что подлокотниками? Но стул хотя бы легче, и его можно двигать, как вздумается, или вовсе оседлать. – Кого же мы в таком случае увидим на сцене?
– Не волнуйтесь, господин де Голль, – Ротру сноровисто извлек из неприметного сундучка в углу ложи две ковровые подушки, одну протянул лейтенанту, другую уложил на сиденье своего кресла. – Мэтр Бельроз великодушно разрешил показать «Лохань» труппе господина Дюфрена. Это весьма талантливый, хотя и еще очень молодой актер и антрепренер из Аржантана. Его светлость герцог Эпернон, большой поклонник театрального искусства, предоставил Дюфрену такую возможность и свое покровительство. И представьте, это юное дарование уже умудрилось завлечь в труппу Жозефа Бежара!
– Ну, надо же, какой пронырливый! – поддакнул Анри, устраиваясь с комфортом на подушке и понятия не имевший, кто такой этот Бежар. В общем-то, выходило, что он пришел сюда зря, в смысле, что вряд ли куплетист состоит в труппе господина Дюфрена. «Ладно, хотя бы повеселюсь!» – подбодрил себя де Голль и благодушно продолжил слушать болтовню драматурга.
Вскоре партер заполнился гудящей и бормочущей публикой. Кто-то громко обсуждал достоинства театра, где-то извинялись за отдавленные ноги, в дальнем углу уже кого-то били, а несчастный орал «это не я!»; в ложах рассаживались театральные дамы в масках и откровенных декольте, целомудренно прикрываемых веерами, но скамейки на сцене, перед самым раздвижным занавесом, все еще оставались пусты.
– Черт бы побрал того, – ворчал Ротру, – кто выдумал это светское правило: приходить, когда спектакль уже начался! Я бы самолично казнил мерзавца на Гревской площади!
– Того, кто выдумал, что аристократам
