и я счастлива. Конечно, купили мне джинсы. Зачем русские ехали за границу? За джинсами! Потом Алекс начал показывать мне мир. Весь мир был сосредоточен в двух местах города Копенгагена: Христиания и Истед-геде.
Христиания произвела неизгладимое впечатление. Восторг. Свобода. Всевозможность. Настоящее государство в государстве, точнее – город в городе. Это сейчас никого не удивить маленькими хипстерскими закусочными или панк-магазинами. А тогда, напомню – в девяносто втором году, после Рашки, я была сражена тем, что бывают такие места и там – ТАКОЙ бизнес… Как будто я попала в детство и играю в магазин. И при этом обкурилась. И все вокруг играют – кто во что, целый город взрослых людей. Никто не напрягается, не приходит к 7 утра в офис и не надевает для важности часы Philippe Patek, потому что все вокруг обкурились. Обычный городской автобус останавливался прямо перед деревянными воротцами, мелодичный голос в салоне и световое табло над дверями объявляли: «Христиания». Респектабельный район, канал с дорогими яхтами, среди построек современной архитектуры и «элитного» жилья эти воротца выглядели как портал в космос. Космос начинался с сельского вида ярмарочной площади, на которой продавали фалафель, амулеты и индийские благовония. Я купила. Я еще не была в Индии, и ценность этой лабуды была тогда для меня несомненной. Дальше шла протоптанная туристами грунтовка вдоль грубо сколоченных навесиков, где очаровательные дредастые подонки всех цветов кожи продавали стаф. Гаш лежал плитками на высоких барных столиках около каждого торговца. Люди непрерывно крошили и крутили. Вечером на каждом столе горела свечка в пластиковом стакане с песком. Тут брать было нельзя, это – говно для туристов. Хотя один знакомый черный, стоявший всегда в конце этой шеренги, пихал неплохой марокканский. Но мы шли дальше, в Månefiskeren или Nemoland. Это как бы локал-кафешки. Там был супернепритязательный и вместе с тем крейзи-дизайн… И все свои. И если ты – турик, то на тебя все оглядываются. Нужно было купить кому-то пива или угостить косячком. Или уже знать кого-то и с озадаченными щами спросить: «А Поль здесь?» – «Нет, он уехал к друзьям в Амстер на месяц / к родным на Фюн на полгода» – «А-а… ну ладно, покуришь со мной?» И тогда, быстро став своим, можно было услышать удивительные истории о местных проблемах, полицейских рейдах и коварстве друзей, которые начали юзать тяжелые наркотики. Местные проблемы обычно касались отсутствия денег на коммунальные нужды, нехватки жилья и вывоза мусора. Полицейские рейды напоминали клоунаду. Это позже, лет через десять, поменялась власть в датском парламенте, и Христиания сразу превратилась из милого социального эксперимента в язву на лице общества. А тогда полицейские ограничивались декоративным вторжением на Пушер-стрит. То есть, курить там было можно. Официально. А вот, продавать нельзя! Пушеры кидались в рассыпную, ныкали свертки в кустах и кидали камни в полицейских. Мальчишки смеялись, собаки лаяли. Другое дело – грустные рассказы о сторчавшихся
