себя, будто абсолютный король. На свою ученую красотку почти не смотрит, все внимание на Холмогоровой сосредоточил. Расцеловал смачно, в обе щеки, дружески похлопал по необъятному бедру, и весь вечер рядом. А остальные – проводите время, как знаете.
Секретаршу Нелли и шустрого Антона Шахова на прием не позвали. В гостиной присутствовали лишь сама Холмогорова, высокий гость, его забытая спутница и Татьяна. В начале вечера еще и муж Марины Евгеньевны имелся. Но, неразумный человек, начал прекрасной англичанке комплименты расточать, гладить ее по плечику, преданно заглядывать в очи. Алтухов не возражал – лишь ухмылялся в реденькие усы. Зато Холмогорова так на благоверного цыкнула, что тот мигом ретировался. Не только от прекрасной гостьи, но и вовсе из гостиной.
Вот и остались вчетвером.
Марина Евгеньевна с Матвеем Максимовичем дружески болтали. Часто, будто школьники, переходили на шепот, прикрывали рот ладонью, а потом по-детски дружно прыскали. Им вдвоем было явно хорошо, и Таня в барскую беседу тактично не лезла. Прекрасная англичанка тоже не горела желанием общаться – демонстративно глазела в англоязычный журнал. Садовниковой только и оставалось – отдать наконец должное неплохой кухне. Посмаковать выдержанное, благородного вкуса вино. И потравить себя грустными мыслями, что годы идут, а зарплата пусть и растет, но все равно никогда не позволит ей достигнуть уровня той же Холмогоровой, что ноги, сколько ни качай их в спортклубе, потихоньку расплываются, и совсем скоро уже придется менять смелое мини на длину хотя бы до колена...
Из печальных раздумий Таню выдернул резкий голос Холмогоровой:
– Татьяна! Он согласен!
Садовникова едва не поперхнулась. Смущенно пробормотала:
– Извините...
– Можете писать о моем босоногом детстве всю самую страшную правду! – улыбнулся ей Алтухов.
– А в нем действительно было что-то страшное? – подхватила нить разговора Таня.
– О, да! – немедленно откликнулся Матвей Максимович. Но обратился не к ней, а к подруге детства: – Помнишь, Мариш, про котенка?
Холмогорова фыркнула, опять прикрыла массивной ладошкой рот, а глаза засияли... Ни дать ни взять озорная школьница, только что подкинувшая в портфель учителю живую лягушку.
– Что случилось с котенком? – навострила уши Татьяна.
– О-о, кажется, он погиб, – скорбно поджала губы Холмогорова.
– Его, по-моему, об стенку приложили? – наморщил лоб Алтухов.
– Ну да, со всей дури, – кивнула Марина Евгеньевна.
И снова усмехнулась.
– Жуткая история, – хохотнул Матвей Максимович. – Ты лучше о ней не пиши. А то читатели гневными письмами завалят.
«Богатеи, большие люди – а ведут себя хуже детей, – мелькнуло у Тани. – Никогда б не подумала...»
И терпеливо повторила:
– Так что насчет котенка?
–
